Магия и пули

— Понимаю, — вклинился Федор, использовав паузу в откровениях начальника. — Вижу, вам неловко на фоне знаменитых предшественников. Что ж, могу помочь. Есть одна идея, не связанная со стрелковым оружием, но вполне способная прославить ваш завод. Главное — воплотить ее как можно поскорее. До германского наступления поставить на поток.

— Шутить изволите? — хмыкнул генерал. — До него же считанные дни.

— Не до шуток мне сейчас. Есть серьезные наброски. Опытный образец, если подсобите, то закончу к вечеру. Завтра испытаем.

Он выложил на стол эскиз гранаты, в мире Друга известной как РГ-42. Конечно, диаметр корпуса, вес заряда и ширину вкладываемой внутрь стальной ленты с насечками вспомнили довольно приблизительно, но ошибка роли не играет — взорвется все равно. И кому-то поплохеет…

— Бомба, да еще ручная… — разочаровано промолвил генерал, рассмотрев рисунок.

— Уникально простая по конструкции, — ответил Федор. — Дешева, технологична. Отладить надо лишь запалы. Жестяная банка, наполненная взрывчаткой вместо мяса, может быть выделана на любой консервной фабрике. Размер не слишком важен. Ту, что меньше, легче бросить и носить, но эффект получится слабей. Выделать побольше, так наоборот. Уверяю вас: столь простого способа дать гранату каждому пехотинцу ни в одной державе мира не имеется. А в Российской императорской армии появится — благодаря вашему заводу. Впрочем, как хотите. Как я объяснил, в Туле пока мое присутствие нежелательно, но наброски можно переслать туда…

Федор сделал паузу, ей воспользовался генерал:

— Увольте, князь. Тула без того свыше всякой меры завалена казенными заказами. Сделаем мы вашу бомбу. Как же назовем?

— СГ-13. Сестрорецкая граната образца 1913 года. Лично для меня цифра 13 — всегда благоприятная, суевериям вопреки. Вас же, Михаил Данилович, попросил бы предоставить мне жилье, чтобы находиться при заводе. Ночевал в трактире Кацмана, там неплохо, только вот моя персона слишком интересна для германского генштаба.

— Заводские инженеры обретаются в квартирах города, — генерал задумался. — На заводе только комнаты для семейных мастеровых… Я могу распорядиться. Но пристало ли такое князю, Осененному?

— Мне не привыкать, — ответил Федор. — Я приютский сирота, начинал мастеровым. Князем стал недавно. А еще вас попрошу: дабы не вводить окружающих в смущение, позабудем этот титул. Даже «ваше высокоблагородие» не нужно. Мне достаточно по имени-отчеству. Я к тому же без мундира. Так в Генштабе приказали, чтоб в партикулярном.

— Как желаете, — промолвил генерал. — Вы ко мне опять же без чинов. А сейчас я вызову Федорова.

— У меня вопрос, Михаил Данилович. Отчего к заводоуправлению пристроена радиотелеграфическая станция?

— Чтобы, если вдруг германские шпионы нам обрежут линию с Санкт-Петербургом, осталась возможность с ним связаться по беспроволочному телеграфу. И еще одно. Только не нужно улыбаться, самому неловко повторять. Энтузиаст у нас завелся, Коваленков Валентин Иванович из Императорского электротехнического института. Убеждает всех: отмирают провода! Связь через мировой эфир пойдет. А давеча, можете себе представить, начал инженерам всем рассказывать. Дескать, лампа может не только лишь светить, но еще и усиливать токи! Представляете? Осветительный прибор тщится вставить в телеграфический передатчик…

— Охрененеть! — вдруг взвился Друг, отвлекая Федора от беседы с генералом. — Электронные лампы до Первой мировой! Коваленков — гений! Срочно надо бы его найти. Это может выйти поважней гранаты… Хотя, конечно, надобно и то, и другое.

Гедеонов тем временем отрядил адъютанта найти Федорова, и тот вскорости явился. Тут на князя накатило…

Знаменитый оружейник был из той, «нормальной» жизни. С ним он виделся в Военном министерстве, хорошо поговорил, ощутив в нем родственную душу. Оружейник оружейника всегда поймет. Миссия в Париже оторвала Федора от любимого дела. При всем уважении к авиаторам, небесная техника не его стихия. Аэроплан велик, состоит из множества частей. Он — плод коллективного труда. А винтовочка — твоя. Ты берешь ее в руки, чувствуешь каждый изгиб ее хищного тела. Оттянув затвор, чувствуешь такой знакомый запах ружейной смазки, если пострелял — то и кислую вонь пороха. Ее прицел — фокус твоего глаза, ствол — продолжение твоей руки, позволяющий бить очень далеко. У самолета сделай крыло на пол аршина длиннее — мало что изменится. В винтовке же «играют» сотые доли миллиметра. В аэроплане, как и на корабле, можно наращивать мощь машины — с весом заодно. Винтовку или ручной пулемет несет один человек. Каждый килограмм веса возрастает многократно, если прошагал с ней двадцать верст. Аэропланы — инженерия, а ручное оружие — ювелирное искусство. Наконец, на аэропланах в грядущей войне полетит несколько тысяч человек, с винтовкой же в бой пойдут миллионы, и каждая ошибка тиражируется миллион раз! Она обернется смертью множества солдат, если вовремя ее не обнаружить. Винтовка делает сильным каждого бойца, а не только избранных, парящих в небе.