— Ох, Стар, а куда подевался Игли?
— Я не знаю, милорд. Не было времени для решения этой задачи. Может быть, это известно тем, кто его сотворил. Но думаю, они удивились не меньше меня.
— Наверное, я ужасно туп, Стар. Ты называешь это «геометрией», Дораль назвал меня «математиком», а я всего лишь делал то, к чему вынуждали обстоятельства. Я ничего не понимал.
— Вернее было бы говорить об обстоятельствах, давивших на Игли, милорд Герой. Что получится, если приложить огромное давление к массе, так что она больше не сможет оставаться в данном месте, хотя деваться ей некуда? В метафизической геометрии эта задачка для школьника и называется парадоксом непреодолимой силы и несдвигаемого предмета. Масса имплозирует. Она выдавливается из этого мира в какой-то иной. Часто именно так люди узнают о существовании других вселенных, но обычно с катастрофическими последствиями, вроде тех, которые ты обеспечил Игли. Могут пройти тысячелетия, прежде чем этим процессом научатся управлять. Он может еще долго считаться магией, которая иногда работает, иногда нет, а порой оказывается смертельно опасной для самого мага.
— И это ты называешь математикой?
— А как же иначе?
— Я бы назвал это магией.
— Разумеется. Я так и сказала Джоко: ты — природный гений. Ты мог бы стать могучим колдуном.
Я пожал плечами с некоторой долей неловкости:
— Я в магию не верю.
— Я тоже, — отозвалась Стар. — В том виде, в котором ты ее понимаешь. Но я знаю, что она
— Так я тоже об этом говорю. Не верю в фокусы-покусы. То, что случилось с Игли — вернее, то, что, по-видимому, с ним произошло, — не могло произойти на самом деле, так как нарушает закон сохранения массы-энергии. Должны быть другие объяснения.
Стар вежливо промолчала.
Тогда я повел атаку с позиций здравого смысла, как действует любой обыватель, которого припирают к стенке:
— Слушай, Стар, я не могу поверить в невозможное только потому, что видел это своими глазами. Законы природы есть законы природы. Ты должна это признать.
Некоторое время мы ехали в молчании, потом она ответила:
— С твоего разрешения, милорд, мир вовсе не таков, каким мы его хотим видеть. Он таков, каков есть. Нет, я немного упрощаю. Возможно, он действительно таков, каким он нам представляется, но и в этом случае он таков, каков есть.
— Так и я говорю то же самое! Вселенная такова, какова есть, и ее не изменить какими-то фокусами. Она работает по строгим законам, как машина. — (Я помолчал, вспомнив, что у нас когда-то был автомобиль-ипохондрик. Он «заболевал», а потом и «выздоравливал», как только до него дотрагивался механик.) Я сказал твердо: — Законы природы не берут отпусков. Неизменность законов природы — краеугольный камень науки.
— Верно.
— Ну и?..
— Ну и тем хуже для науки.
— Но… — Я замолчал и ехал дальше обиженный и нахохленный.
Потом нежная ладонь погладила мое плечо.
— Рука крепкая, как меч, — мягко проговорила Стар. — Милорд Герой, можно я поясню?
— Валяй, — сказал я. — Если ты убедишь меня, ты и папу римского сможешь обратить в мормонскую веру. Я упрям.
— Неужели я бы выбрала тебя из сотен миллиардов людей как своего рыцаря, если бы ты не был таков?
— Сотен миллиардов? Ты хочешь сказать, из миллионов?
— Послушай, милорд, сделай милость. Давай поступим по правилам Сократа: я стану задавать тебе хитрые вопросы, а ты будешь давать на них глупые ответы — и мы узнаем, кто побрил брадобрея. А потом поменяемся ролями. О’кей?
— Ладно. Начинай первая.
— Отлично. Вопрос первый: что, обычаи дома Доралей совпадают с теми, которые существуют в твоем мире?
— Что?! Ты же знаешь, что нет. Никогда в жизни не был так поражен, с того самого времени, когда дочка причетника затащила меня на колокольню, пообещав показать Святого Духа. — Я глупо хмыкнул. — Я бы, наверно, до сих пор краснел, если бы не перегорели мои пробки скромности.
— И тем не менее главное различие между невианскими обычаями и вашими заключается в одном-единственном постулате. Милорд, существуют миры, где мужчины убивают женщин, как только те отложат яйца, существуют и другие — там женщины съедают мужчин сразу после оплодотворения, как та паучиха, которую ты навязал мне в родственницы.
— Но я же не это имел в виду, Стар.
— И я не обиделась, мой любимый. Оскорбление как выпивка — действует, лишь когда оно принято. А гордость — слишком тяжелый багаж для моего путешествия. У меня ее нет. Оскар, тебе те миры кажутся более странными, чем Невия?
— Ты же говоришь о пауках или о чем-то в таком роде. Это не люди.
— Нет, я говорю о людях, о доминирующих расах в каждом из этих миров. И притом высокоцивилизованных.
— Не может того быть!