— Ты бы воздержался от своего «не может того быть», если бы их увидел. Они так сильно отличаются от нас, что их семейная жизнь уже не имеет для нас особого значения. А эта планета очень похожа на Землю, и тем не менее ваши обычаи так шокировали бы старого Джоко, что он лишился бы языка. Дорогой мой, твой мир имеет обычай, который уникален и не встречается нигде, вернее, ни в одной из тех Двадцати вселенных, что известны мне среди тысяч и миллионов других. А в Двадцати вселенных, которые я знаю, только Земля обладает таким поразительным обычаем.
— Ты говоришь о войне?
— О нет! Большинству миров война знакома. Планета Невия — одна из тех немногих, где убийство — дело розничное, а не оптовое. Тут есть герои, тут убийства возникают на почве страстей. Это мир любви и льющейся крови, причем и то и другое происходит с жизнелюбивой непринужденностью. Ну-ка, подумай еще.
— Гм… Телереклама?
— Близко по духу, но от цели далеко. У вас есть такое выражение — «древнейшая профессия». Здесь и в других мирах она не числится даже в списке новейших. Никто о ней и не слыхивал, да и не поверит, если услышит. Мы — те немногие, кто побывал на Земле, — не говорим об этой профессии. Впрочем, это не имеет значения: кто же верит россказням путешественников?
— Стар, ты хочешь сказать, что во всей Вселенной больше нигде нет проституции?
— Во всех вселенных, милый. Нигде.
— Ты знаешь, — сказал я задумчиво, — моего главного сержанта от такого известия хватил бы удар. Как, вообще нет?
— Я хочу сказать, — резко ответила она, — что проституция, видимо, чисто земное изобретение. Сама идея проституции могла бы довести Джоко до полной импотенции. Он строгий моралист.
— Будь я проклят! Видимо, мы просто кучка дегенератов.
— Я не хотела тебя оскорбить, Оскар. Я придерживаюсь голых фактов. Но эта странность землян нисколько не кажется странной в земном контексте. Любой товар производится, чтобы быть проданным и купленным, он дается взаймы, сдается в аренду, служит для бартерных сделок, является основой существования всей системы торговых отношений, стимулируется государственной политикой, подвергается инфляции, реализуется на черном рынке, облагается законной пошлиной, обесценивается и так далее, а следовательно, и «женский товар», как его называли на Земле в менее ханжеские времена, не может служить исключением. Единственное, что вызывает удивление, так это чудовищная мысль, что женщина может рассматриваться как товар. Господи, это так удивило меня, что я однажды… Впрочем, это к делу не относится. Все можно сделать товаром. Когда-нибудь я покажу тебе цивилизации, существующие в космосе, не на планетах или на каком-либо другом прочном фундаменте, а просто в космосе. Далеко не все вселенные имеют планеты. Так вот, у этих цивилизаций глоток жизни продается так же, как килограмм масла в Провансе. На других же планетах существует такая перенаселенность, что привилегия жить облагается налогом, а малолетних преступников уничтожают в Министерстве Вечных Доходов, и никто из жителей не возражает, наоборот, все очень довольны.
— Боже мой! Да почему же?
— Они разрешили проблему смерти, милорд, и большинство не хочет эмигрировать, несмотря на обилие незаселенных планет. Но мы с тобой говорили о Земле. Проституция не только не известна нигде, кроме Земли, но нигде не известны и ее разновидности: приданое, выкуп невесты, алименты, раздельное проживание, все обычаи, хоть отдаленно связанные с невероятным представлением, будто присущее каждой женщине в неограниченном количестве — товар, который можно запасать впрок и продавать на аукционах.
Арс Лонга брезгливо фыркнула. Нет, я не думаю, что она что-нибудь поняла. Кое-что она понимает по-невиански, но Стар говорила на английском. Словарь невианского языка слишком беден для такой темы.
— Даже ваши вторичные обычаи, — продолжала она, — формируются под воздействием этого уникального института. Одежда, например. Ты заметил, что в Невии нет существенных различий в одежде мужчин и женщин? Сегодня утром я надела облегающие брюки, а ты — шорты, но, если бы мы поменялись одеждой, никто бы не обратил внимания.
— Как же, не заметили бы! Твои штаны на меня не влезут.
— Они растягиваются. А стыд перед обнаженным телом — это же тоже следствие узкой половой специализации одежды! Здесь обнаженность так же обычна, как на том очаровательном островке, где я тебя встретила. Все лысые прикрывают чем-то свою лысину, все остальные, независимо от прически, украшают свои волосы драгоценностями, но табу на обнаженное тело существует только там, где тело является товаром, который упаковывают и помещают на витрину. То есть на Земле. Это аналог таблички «
— Следовательно, если мы откажемся от одежды, то разделаемся и с проституцией?