– Да что ты! Куда хуже было знать, что ты скрываешь что-то и не понимать, что именно.
– Я должен был видеться с ним, и я знал, что ты заметишь. Ремус вообще думал, что мы любовники, или что он… заставляет меня и все в этом роде. Тогда такая каша заварилась… я пытался не допустить, чтобы это повторилось.
– А почему ты должен с ним встречаться?
– Потому что я успел к этому привыкнуть.
– К чему?
– Не знаю… К тому, что я кому-то небезразличен? К разговорам о зельях, разных людях, Темных Искусствах и других вещах, и все это приправлено саркастичными шуточками о том, как можно отравить человека и все такое. Он очень забавный, на свой лад.
Гермиона тяжело вздохнула.
– Значит, ты его любишь.
– Да, – Гарри вдруг заметил, что смотрит на диванную подушку, и принудил себя заглянуть подруге в глаза. – Тебе это неприятно?
– Я… я просто все еще не уверена, благо ли это для тебя.
– Но ты не сердишься?
– Нет.
– Спасибо, – Гарри снова погладил руку Гермионы. – А ведь у тебя было куда больше причин сердиться, чем у Рона.
– Это почему же?
– Он такой фанатик…
– То есть ты не будешь убеждать меня, что он только притворяется?
– В чем-то притворяется, в чем-то нет, – помрачнел Гарри. – Было время, когда он искренне верил, что магглы, магглорожденные и даже полукровки – не совсем люди.
– Глупость какая!
– Конечно, глупость, но люди поступали так во все времена, и по отношению ко многим. Куда проще убить кого-то, если ты убежден, что это не человек.
– Представляю себе, – пробормотала Гермиона, откинувшись на подушки, но не убирая руку.
– А после убийства тебя преследует искушение продолжать в это верить – иначе придется реально осознать, что ты натворил.
– И он осознал?
– Частично, – перед глазами Гарри всплыла картина: Северус прикрывает лицо руками во время того их разговора. – Вообще-то, да, но его это просто убивает. Он тонет в чувстве вины, он не в силах избавиться от нее и уже не может хоть что-то изменить. Мое появление немного помогло – в картине появился дополнительный элемент, – Гарри запнулся. – И то, что я его люблю, и то, что я – сын Лили и его собственный ребенок-полукровка, – он постарался выдавить улыбку. – По-моему, он половину августа вспоминал лето 76-го.
– Пропавший ребенок в качестве лекарства – это перебор, тебе не кажется?
– Украденный ребенок, – поправил Гарри. – Я должен был быть его. Ты что-нибудь слышала о Herem – заклятье Наследия?
Взгляд Гермионы на секунду потерял сосредоточенность, она глубоко задумалась: – Наталкивалась пару раз, когда читала историю, но почти ничего не поняла. В пояснениях вроде говорилось, что это способ родить ребенка от уже умершего человека?
– В общем, да.
– И как сохраняется сперма?
– Внутри женщины, – рассмеялся Гарри. – Они должны… вступить в сексуальные отношения, пока мужчина еще жив, – он покраснел. – Сперма остается внутри, и женщина может воспользоваться ею, если человек умер. Правда, очень трудно быть уверенным, умер ли человек, если он где-то далеко. Северус был вроде как в коме, заклинания указывали, что он мертв, вот моя мама и использовала сперму, и забеременела. А Северус вернулся, и никто из них не знал, что теперь делать.
– Так они… – глаза Гермионы раскрылись как плошки. – Ой.
– Северус тогда не ненавидел Джеймса. Вот после смерти Лили он действительно даже имя его слышать не мог. И все же вряд ли он бы смирился с тем, что Джеймс растит его ребенка. Джеймс и Лили чувствовали это, да и отец-одиночка из Северуса никакой. Я уже не говорю о том, что он не смог бы защитить меня от Волдеморта. Так что, может, они были и правы. А вот Северусу теперь придется защищаться от Волдеморта самому, стоит тому выяснить, что Северус осознанно зачал ребенка с магглорожденной волшебницей – и не просто ребенка, а
– Дамблдор защитит его.
– Дамблдор не сможет защитить его от Метки, – Гарри тяжело осел на подушки. – Северус боится, что ему придется отнять руку, если Волдеморт будет слишком преследовать его. Тогда он не сможет варить зелья – а вот этого он не переживет. Я сказал, что попытаюсь убить Волдеморта, а Северус ответил, что для этого я еще слишком мал.
– Тебе не кажется, что он прав?
– И да, и нет, – ответил Гарри, подумав немного. – Если честно, я не хочу убивать. По-моему, вообще никто не должен убивать, никого. Убийство – страшная вещь, потому что после него ничего уже не изменить.
– Но мы и не