Магия отчаяния. Моральная экономика колдовства в России XVII века

Дела о колдовстве по большей части подлежали рассмотрению светскими судами. Как и все прочие, они начинались с доноса, имевшего вид челобитной на имя самого царя. Обычно донос представлялся сначала воеводе города или уезда, в котором проживал его автор, и поступал в его канцелярию – съезжую или приказную избу, на рассмотрение подьячих. Процедура была примерно одинакова для всех видов преступлений: поношения, покушения на честь, поджога, воровства, разбоя или убийства. После не слишком основательного предварительного расследования воевода отправлял дело в Москву. Иногда возникала промежуточная инстанция в виде воеводы, возглавлявшего более крупную административную единицу: скажем, из Брянска дело могло быть отослано в больший по размерам Севск и уже оттуда в Москву. Если жалобщик изначально обращался не к воеводе, а к кому-либо другому – например, приказчику помещика, посадскому старосте, игумену местного монастыря или представителю епископского суда, – последний обязан был перенаправить челобитную воеводе. Челобитная обычно открывалась сведениями о том, как именно она попала к представителю власти, уполномоченному рассматривать ее. Так, в 1659 году лушский воевода сообщал царю Алексею Михайловичу, что земские старосты Духа, кузнец и башмачник, подали ему челобитную, подписанную всеми жителями города, – те жаловались на одержимость, в которую стали впадать женщины.

Били челом тебе великому государю царю и великому князю Алексею Михаиловичю всеа Великоия и Малыя и Белыя Росии самодержцу а в Луху в сезжой избе мне холопу твоему подали зарушную челобитную отцов своих духовных за руками и за своими руками луховские земские старосты <…> и все луховские посадские люди… И подклея под сею послал к тебе великому гсдрю к Москве»[65].

Как правило, воеводы посылали в Разряд – приказ, ведавший войском, – письмо с кратким изложением дела, запрашивая дальнейших распоряжений[66].

Материалы процесса о колдовстве, начавшегося в декабре 1648 года, служат примером того, как работали административные и судебные механизмы. Открывает ее доклад в форме челобитной, направленный в Москву козловским воеводой Василием Семеновичем Волынским (Козлов – крепость на южной окраине России). В обычных для таких случаев униженных выражениях, называя себя уменьшительным именем, Волынский сообщал о поступлении доноса на одного из служилых людей, Ивашку Губанова, от другого, Куземки Подольского: «Государю, царю и великому князю Алексею Михаиловичю всеа Росии самодержцу <…> холоп твой Васка Волынской челом бьет. В нынешнем государь во 1648 году декабря в 22 <…> извещал мне холопу твоему словесно Куземка Подольской на Ивашка Губанова, что де он Ивашка многих людей портит». Воевода немедленно принялся выяснять, в чем суть дела и насколько оно серьезно: «Я холоп твой ево Куземки роспрашивал ково имяны он Ивашка и чем портил и в которых годех и по ево Куземкину извету Ивашка Губанова и тех людей про которых сказал Куземка, что он Ивашка портил роспрашивал». Куземка привел доводы в обоснование своего доноса: «Он же Куземка слался на все село Лежайск, что де государь села Лежайска все дети боярские ведают, как он Ивашка многих людей портил». Воевода предпринял следующий шаг: несколько жителей села были «в съезжей избе ставлены и роспрашены порознь», и судебный писец сделал подробную запись их показаний. Воевода пояснял: «Я холоп твой тех их роспросные речи и сыск подал к тебе государь с козловцом с сыном боярским». Таким образом, он достиг предела того, что мог совершить самостоятельно, и, как полагалось, обратился в Москву за указаниями[67]. Доклад заканчивался сообщением воеводы о том, что он велел взять под стражу обвиняемого в колдовстве: «Ивашка Губанова велел дать за пристава до твоево государева указу». Письмо воеводы сопровождалось двадцатистраничными показаниями, записанными писцом, – о том, какие именно виды колдовства Ивашка будто бы практиковал и на кого он якобы наслал порчу. Некоторые свидетели утверждали, что он хвастался своими познаниями в колдовстве, насылал болезни, половое бессилие и даже смерть и, кроме того, украл гуся и вымогал деньги у своих жертв. Сам Ивашка заявлял о своей невиновности, уверяя, что не крал гуся, а получил его в обмен на горох[68].