Магия отчаяния. Моральная экономика колдовства в России XVII века

Волшебство часто использовалось в целях, связанных с сексуальной активностью, – и для предупреждения возможных магических атак против мужских способностей, и для восстановления утраченной мужской потенции. Сборники заговоров, изъятые у подозреваемых по делу, которое в 1676 году коснулось обширных территорий от Вологды до Москвы, содержали заклинания обоих видов. По словам судейских, у подозреваемых имелись «о тайном уде заговор» (неясно, укреплявший или, наоборот, ослаблявший сексуальные возможности) и «заговор о женитьбе, чтоб на свадьбе никакова зла не учинилось». Еще один заговор предусматривал необходимость давать травы «к жонке или к девке, как от соблазну о той писал» [то есть чтобы уберечь их от обольщения][195]. У бродячего охотника из Сибири нашли множество распространенных молитв и заговоров, один из них – на то, «чтобы стояли тайные уды»[196]. На процессе, проходившем в Соликамске (1668), Васька, сын дьякона Микифорки, показал, что он переписал «о тайном уде заговор», и признался, что попробовал его в деле, но безуспешно. По словам Васьки, он дал два заговора своему приятелю Ивашке Волошенинову, служившему в Поместном приказе: один – чтобы обольщать женщин, другой – чтобы привлечь доброе отношение окружающих. «И велел наговарывать выняв у живой курицы глаза и истерши давать пить в воде жонкам»[197].

Как на Западе, так и в России раннего Нового времени с сексом было связано множество магических практик и порожденных ими тревог. Однако, в отличие от континентальной Европы, в России сексуальное поведение лишь в очень малой степени определяло – если определяло вообще – характерный, узнаваемый облик колдуна. Если говорить о европейском магическом дискурсе, то соответствующая связь прослеживается в стольких публикациях, что задерживаться на этом излишне – беглое изучение почти любого демонологического произведения или судебного дела подтвердит ее. Недавно стали предприниматься попытки оспорить ее значение или типичность, но пресловутый «Молот ведьм», печатавшийся, переводившийся и цитировавшийся во всей Европе, содержит последовательную схему того, как женщину находили склонной к темным искусствам именно в силу ее женской природы. Задаваясь вопросом, почему женщины более склонны к суевериям, автор, Генрих Крамер, писавший под псевдонимом «Инститорис», решает рассмотреть, «почему у слабого пола этот род скверны [то есть суеверия] более распространен, чем среди мужчин». Настаивая на том, что его изначальная посылка безупречна с точки зрения здравого смысла, он указывает, что преобладание ведьм женского пола:

Опираясь на многие свидетельства из Священного Писания, а также людей, заслуживающих доверия, и житейский опыт, мы хотим сказать, не подвергая презрению весь слабый пол, что в суждении о женщинах мнения в сущности не расходятся – через женщин Бог творит великое, чтобы привести в смятение сильный пол [Молот 2017: 125].

Далее следует череда удивительных доводов, и все они основаны на глубинных свойствах женщин, как телесных, так и духовных.

Некоторые ученые говорят: имеются на свете три существа, которые как в добре, так и во зле не могут держать золотой середины: это – язык, священник и женщина. Если они перейдут границы, то достигают вершин и высших степеней в добре и зле. Если над ними господствует добро, то от них можно ожидать наилучших деяний. Если же они попали под власть зла, то ими совершаются наисквернейшие поступки.

Исходя из этого аксиоматического допущения относительно женской природы, автор рассматривает «основания тому, почему женщины более, чем мужчины, склонны к суеверию».