Было бы неисторично называть этих целителей «профессионалами»: они не получали специального образования и в первую очередь идентифицировали себя через принадлежность к той или иной более широкой социальной категории. Судя по показаниям свидетелей, это были стрельцы, пушкари, холопы, управляющие, крестьяне, священники, дьяконы, горожане, мелкие дворяне. Некоторые из них обвинялись только в том, что имели при себе заговоры, коренья или травы, служившие, по их словам, «для лекарства» [Новомбергский 1906, № 25: 96]. Однако большинство знахарей-ведунов из числа подозреваемых были известны своим целительством (а иногда и сопутствующим насыланием порчи) до начала суда. Можно предполагать, что они действовали и рассматривались в качестве специалистов, имеющих сложившуюся практику, а не как раздатчики случайных советов своим соседям. В 1664 году крепостная крестьянка из Ярославля призналась, что искала специалиста, сведущего в кореньях и травах [Новомбергский 1906, № 20: 86][254]
. В 1692 году Ивашко Голдобин, показавший, что имел обширную и постоянную врачебную практику, назвал себя стрельцом. Но его «подработка» имела серьезные масштабы: во время розыска под полом его дома нашлись большие запасы подозрительных веществ. Ивашко рассказал о каждом из них, объяснив, для чего они применяются:…В мешечке трава василишник от гортанной болезни, парят ее в воде, в другом мешечке трава тертая девятильник от волосатика, в третьем мешечке трава тертая ж, семя кропивное от своробу, в четвертом мешечке трава тертая ж полынь, в пиве парят от болезни грыжной, да в тряпице завязана трава от волосатика, ком травы, и которая трава окрошилась, семянник от щечной болезни, у ково бывает под щеками нечисто, травы ж ком нетертые связан от гортанные ж болезни, связок коренья от сердечной болезни а те де травы и коренье он Ивашко брал по полям тому годов з десят и болше и по вся годы летом об Иванове и об Ильине днях. <…> В ту де дватцать лет он Ивашко тех и иных трав и коренья давал всяких чинов людем, кому имяны не помнит[255]
.Это лишь часть списка, растянувшегося на несколько страниц: такая практика была явно не из обычных. Многие знахари лечили при помощи какого-то одного средства или способа либо специализировались на чем-либо конкретном (грыжи и язвы у детей, импотенция, одержимость, предсказание исхода заболеваний), но, судя по арсеналу Ивашко, он занимался самыми разными случаями. В целом материалы дел подтверждают тезис А. С. Лаврова: знахари являлись специалистами, уделявшими этому занятию значительную часть своего времени и получавшими от него существенную долю своих доходов. Практикуя целительство или нечто более предосудительное – гадание, насылание порчи, – они рисковали навлечь на себя более серьезную кару, нежели их клиенты, хотя войти в конфликт с законом и получить наказание могли и те и другие[256]
. Целительниц-женщин было меньше, чем целителей; некоторые исследователи утверждают, что женщинам преграждали доступ к «опасным» занятиям и этот «гендерный стеклянный колпак» неожиданным образом защищал их от обвинений в колдовстве[257]. Данное объяснение можно принять лишь частично, учитывая, что женщины составляли примерно четверть подозреваемых целителей – пропорция та же, что и для всех обвиняемых, взятых вместе. Итак, у нас нет особых оснований полагать, что женщинам не давали приобретать лекарские навыки и умения.