Магия вне закона

— Пф-ф… И че мы тогда возимся? Давно пора ей черепушку вскрыть и вытащить воспоминания. Делов-то на две минуты, зато сколько времени сэкономим.

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Внизу живота шевельнулся холодок страха. Вмешиваться в память гражданских магов запрещено регламентом конгресса! Понятно? После таких вмешательств у любого крыша съедет. Это как трепанация без наркоза, только с последующим извлечением памяти, а не мозга.

— Леннер не в восторге от этой идеи.

— Кто-то уже предлагал?

— Ага, — страж хохотнул, — все присутствующие. Никто не видит смысла искать какие-то крохи магии в этом сарае, когда можно извлечь память и составить полную картину произошедшего.

— И что Леннер?

— Да ничего. Не захотел брать ответственность за ее жизнь, представляешь? Мало что ли заключенных в Обители? Один из конгресса предложил провести эксгумацию памяти самостоятельно, но Леннер ему тоже отказал.

— Придурок. Теперь торчим здесь из-за него.

— Не говори, — страж с рацией пренебрежительно фыркнул, — ему давно пора валить из нашего города к своим предкам. Конгресс обещал заменить Сойлера на год, а что в итоге? Леннер отлично обосновался на его месте на целых добрых десять лет и сестрицу свою полоумную зачем-то сюда притащил, будто у нас своих баб мало. Слышал, что она отсталая? Некроманты херовы.

Я вздернула голову. Не знаю, что возмутило меня больше. То, каким тоном стражи патруля рассуждают о своем капитане в его отсутствие, или то, что в отличие от Леннера эти двое болтают ногами на стульях и ни черта не делают, кроме как перемывают всем кости, хуже базарных старух. Так и хочется плюнуть кому-нибудь в рожу.

— Чего тебе? — один из них, почувствовав на своем затылке мой прожигающий взгляд, обернулся.

Я присмотрелась к его глазам. Голубые. Даже не голубые, а какие-то мыльные. Пятый резерв, ерунда.

— Ничего, — сухо ответила я. После сотен надзирателей со вторыми и третьими резервами голубоглазый не вызывал ни страха, ни уважения. — Просто смотрю.

— А кто разрешал тебе смотреть? — он нахмурился и убрал рацию в карман. Фигура у него накаченная, но даже она меркнет на фоне мускулатуры Леннера. — Ты спросила у меня разрешения, а? Не помню, чтобы я позволял на себя пялиться.

Крутанувшись на барном стуле, второй страж скользнул по мне безразличным взглядом. Так обычно взирают на пустое место. Я поджала губы. Ясно, ясно. И снова здравствуй, родная дискриминация! Им смотреть на меня значит можно, а мне, видишь ли, уже нельзя. Кто придумывает эти правила?

— Извините, — решив не учинять себе лишних неприятностей, я поспешно отвернулась. Тем более что остальные стражи тоже начали поглядывать на меня, но в отличие от этих работу не забросили, продолжая выискивать скрытые следы в доме и шлейф магии от телепортации. — Еще раз извините, — повторила я, — такого больше не произойдет.

Послушно уткнувшись себе в колени, отлично понимая, что именно этого от меня все и ждут, я не смогла сдержать ухмылки. Уголки губ дрогнули и мне пришлось опустить голову ниже. Невозможно, но… я их не боюсь. Не после того, что мне довелось пережить в Обители. К двум посредственным стражам, возомнившим из себя непонятно что, можно испытывать только жалость, но никак не страх. В тюрьме учишься выживать среди монстров, расчетливых и голодных до жестоких развлечений. Этот с рацией явно пытался им подражать, но до монстров ему было так же далеко, как и мне до свободы.

— Что это было? «Извините»? Серьезно? Тебя никто не учил извиняться? — после секундного замешательства рассмеялся страж. Неприкрытое ехидство его слов меня покоробило. — Думаю, тебе стоит попросить прощения еще раз. Вставай на колени.

В гостиной стало заметно тише. Несколько стражей, я их не считала, но по ощущениям больше семи человек, отложили свои дела и теперь наблюдали за нами. Никто не вмешивался, но и никто не отказывал себе в удовольствии поглазеть, как глумятся над заключенной. Уверена, что большинство из них никогда не были на территории Обители и имеют весьма смутные представления о глумлении.

— Прошу прошения, если мое поведение показалось вам недостойным, — все так же, не поднимая головы, отчеканила я когда-то заученные слова. — Я виновата. Еще раз извините.

Справа раздался неоднозначный смешок. Я посильнее закуталась в плед, словно это как-то могло спасти меня от всеобщего внимания. Ненавижу быть в центре внимания! Не-на-ви-жу.

— Ребята, да она издевается! — громко возмутился голубоглазый. Ему что, делать больше нечего? — Кажется, она только что призналась, что не умеет просить прощения. Так че мы сидим без дела? Надо научить ее, а то пропадет баба в Обители.

— Отвали от нее, Эйд.

— Она из Обители? — кто-то позади меня сильно удивился этому известию. — Я думал, ее из приемника притащили.

— Не, — Эд или Эйд или как там его, воодушевленный новой идеей, вскочил со стула.