Магистральный канал

— Как — не прошло?! Ты, может, целый кубометр выкопал.

Резак прервал свой рассказ про собаку-«щейку» и крикнул Леньке:

— Не мешай ему. Пусть копает. Он же сильнее тебя, ему по закону и двойное время дается. Я, когда надо, сам скажу, чтобы он уступил лопату… Так вот взяли этого кулака, а он не признается, чтоб ему пусто было… Не он-де крал, да и все тут. «Знать не знаю, ведать не ведаю…». Упирается, и хоть ты ему что. А коли так, надо щейку вызывать. Потому как щейка — самое чистое дело…

Ромка Сорока выглянул из котлована. Потом показались еще две головы. Максим Резак заметил их и прервал рассказ:

— Что? Передаете лопаты другим? Притомились, может?

— Не-ет! — бодро ответил Ромка и снова исчез в котловане.

— Не-ет! — крикнули двое других мальчишек и стали быстро выбрасывать торф.

Максим Резак встал.

— Отойду я от вас, хлопцы, на минутку. Конец про щейку доскажу потом… Интереснее, чем ваш дед Брыль рассказывает… Корзины он вам старые, вместо правды, плетет… Сами тут следите за очередью и галдеж не поднимайте… Я очень не люблю шума…

Сказал и неторопливо побрел в кусты.

Ленька и остальные ребята уселись на гребень вала и стали завистливо поглядывать вниз на самую интереснейшую на свете работу своих приятелей, которые, как заправские землекопы, выбрасывали легкий торф. Генька даже стал поплевывать на ладонь, как это делал, чтобы удобнее было держать черенок лопаты, бывалый землекоп Иван Сорока.

Надо сказать, что ребята сегодня не впервые оказались возле Максима Резака, на его обособленном участке. Они приходили сюда тайком от Мечика, и вчера и много дней подряд. Максим Резак понимал желание ребят, видел, как они рвутся к работе, и, не в пример другим колхозникам, не отгонял их от себя, а, наоборот, милостиво позволял ребятам «испробовать свою силу». На лопату Максима Резака ребята установили самую строгую очередь, и настоящий хозяин почти целый день не держал свою лопату в руках.

На другой день Максим Резак принес уже две лопаты, еще через два дня — четыре. Потом притащил пятую. Все это запасное оружие пряталось в кустах и вытаскивалось на свет, когда никого из колхозного руководства поблизости не было. Вечером прибегал бригадир, записывал Резаку трудодни, с каждым днем все больше удивляясь, как быстро перевоспитывается этот ленивый человек.

— Не отстают, Максим, у тебя руки от языка. Эдак ты скоро догонишь Павлика Дераша!

— А кому это не интересно получить лишних десять пудов пшеницы на пироги? — удивлялся в свою очередь Резак. — Каждому, брат, интересно.

— Так, так. Что ж, должно быть, придется вывесить тебя на Красную доску рядом с нашими первыми стахановцами.

— Еще чего выдумал. Не люблю я этого шума и крика. Пускай лучше все будет тихо. Так что прошу тебя всерьез: не вывешивай ты меня на доску, да и все. Не любит моя рука славы. Еще возьмет да меньшие нормы давать станет. И Захару Петровичу там не очень труби, сколько я выработал.

— Что ж, пусть будет по-твоему, — согласился бригадир, — Гони рекорд. Только смотри, чтоб откосы ровные и гладкие выходили. А то у тебя тут, словно малые дети ковырялись…

Максим Резак насторожился. Но бригадир больше ничего не сказал, да и по лицу его нельзя было догадаться, что он что-нибудь знает.

— Откосы? — проговорил он уже спокойнее. — Откосы я исправлю. Не хуже, чем у Ивана Сороки будут.

До осушки болота Максим Резак, выбравший себе самую легкую работу — развозку молока, — все время только и думал о том, как бы получить побольше трудодней. Перевезет бидоны с фермы в молочную, распряжет своего солового конька и, волоча ноги, лениво тянется в правление узнать, нет ли какой, как он называл, «халтурки», когда почти ничего не делая, можно много заработать. Целыми часами, дымя огромной самокруткой, просиживал он в канцелярии, ожидая, что вот-вот прибежит кто-нибудь из коровника и крикнет, что племенной бык Король сломал перегородку и ее надо немедленно исправить. Или начнут тащить из МТС сложную молотилку и не выдержит мостик возле кузницы. Мало ли таких случаев, не предусмотренных производственным планом, не определенных никакими нормами выработки, бывает в колхозе. И вот тогда Максим Резак оживает. Пользуясь тем, что все люди загружены в бригадах плановой работой, он упорно и долго торгуется. «Десять трудодней, председатель», — просит Максим за работу, которая не стоит и двух….

Однажды он вместе с другим человеком взялся выкопать яму для моркови. Взяли лопаты и принялись за дело. Но вскоре Резаку показалось, что он продешевил, что председатель должен прибавить, тем более что на завтра предвещали мороз и никак нельзя было с этим откладывать.

— Ты копай, — сказал Резак напарнику, — а я пойду в правление, скажу, чтобы нам еще трудодня четыре накинули.

И как начал с утра торговаться, так весь день до вечера и проторговался. Напарник тем временем выкопал яму, засыпал морковь и прикрыл на зиму землей. А трудодни они разделили поровну.