Магистральный канал

Митька Попок так ринулся на улицу, будто ему было не сорок пять, а двенадцать — пятнадцать лет. Он бежал и кричал всем встречным, что такой замечательной почты он никогда в жизни еще не носил, что все зеленобережцы лопнули бы от зависти, если б знали, какую дорогую посылку он сейчас должен доставить Павлику Дерашу… Но в конце деревни Митька Попок неожиданно остановился и снова помчался домой.

Мечик все еще стоял у Митькиного двора, ошеломленный ловкостью и дальнейшими действиями почтальона.

— Пойдем со мной! — взволнованно, с трудом переводя дыхание от быстрого бега, проговорил Митька Попок. — Посмотришь, как надо носить такие важные документы…

Он забежал в хату и быстро стал стягивать с себя рабочую рубашку и забрызганные болотной водой штаны. Достал из шкафа синюю, как весеннее небо, новую рубашку, потом снял с крюка пустую почтовую сумку.

— Положи, Мечик, телеграмму туда, — прочувствованным голосом говорил почтальон. — Полагается нести в сумке, а не в руках. Это ж официальный документ… Ты, браток, не сердись, что я тебе сказал сперва одно, а потом другое… Где же это мой пояс? Куда он подевался, лихо его забери?..

В это время далеко за деревней что-то тяжко громыхнуло. Мечик выглянул в окно и увидел густую черную тучу, надвигавшуюся на Зеленый Берег.

— Что это там такое? — натягивая сапоги, спросил Митька Попок. — Не дождь ли собирается?

— Собирается, — разглядывая вместительную кожаную сумку, ответил Мечик.

Митька Попок заторопился. Заметив, что Мечик заинтересовался его сумкой, заговорил еще более прочувствованно:

— Если б ты, Мечик, знал, что это за сумка… Сколько она людям новостей принесла, сколько радости, а порой и горя… Заполнишь ее всю газетами и письмами. Распухнет она, как гора. А не тяжело нести ее! Даже если там три пуда почты. А вот бывает, положишь одно письмо, и никак ее, проклятую, шкуру эту чертову, на плечо не поднять. Ноги не идут, ремень будто ножом спину режет… Люди тебя встречают с радостью, с надеждой: «Заходи, Дмитрий Степанович. Садись, Дмитрий Степанович. Небось притомился…» Щебечут возле тебя, словно птички в пуще. А ты им бах, как обухом по голове, достаешь проклятое письмо: умер сын… Вот какую весть тащишь иной раз в этой сумке! Это не сумка, а напасть какая-то… Сгорела бы она в огне, холера такая…

Наконец Митька Попок кончил свои сборы. Пока он искал палку и вешал на плечо сумку, туча уже покрыла небо. В хате быстро потемнело и стало как-то тревожно, тихо. Тихо было и на дворе. Ни один листок не трепетал на зеленом молодом клене возле колодца. И вдруг ярким синим светом вспыхнули окна, весь двор. От такого яркого света стало больно глазам. Когда Мечик раскрыл их, Митька Попок уже переступал порог.

— Ну, я пошел, хлопец, — проговорил письмоносец деловитым тоном. — Понесу Павлу великую радость…

Внезапный удар грома, раскатившийся огромными валунами в гулком небе, заглушил его последние слова. Стекла в окнах зазвенели, задрожал пол. Ещё раз вспыхнул легким синим огнем двор. Высокий клен встрепенулся и зашумел широкой густой листвой.

— Ты, хлопец, не ходи со мной, — закрывая дверь в сенях, сказал Митька Попок. — Сейчас такое начнется, что и подумать страшно. А я еще успею добежать до магистрального. Напрямик подамся. Ежели дождь и застанет, так все равно до Волчьего Логова добежать успею. А там густой ельник и есть где укрыться.

— Так и я могу там спрятаться, — возразил Мечик. — Давайте я один отнесу телеграмму. Зачем вам мокнуть?!

Митька Попок при этих словах так взглянул на Мечика, что тот сразу же отстал и повернул со двора на улицу. Письмоносец перелез через забор своего огорода и быстро направился задами на болото.

Грозная оловянно-седая туча уже распростерлась по всему небу. Только на западе оно еще горело узкой золотой полоской. Пока Митька Попок бежал до ельника Волчье Логово, погасла и она. Ветер усиливался. Сотрясая своими могучими порывами деревья и кустарник, он гнул их почти до самой земли, не утихая ни на минуту. Громадная ель на выгоне согнулась дугой, да так и застыла под неистовым напором ветра. Яркие вспышки молнии мелькали почти непрерывно, и при этом фосфорическом свете Митька Попок увидел, как отрывались от аистова гнезда и летели вдаль сухие палки, хлопья мха и перьев. Земля вздрагивала от частых громовых раскатов. Вскоре пронзительно-яркая змейка легко соскользнула из темных недр тяжелой тучи и рассыпалась шипящими искрами по косматым лапам ели. Аистово гнездо и вся ель запылали как свеча. Огромное кровавое зарево заколыхалось над выгоном, над домами «Зеленого Берега».

И тотчас же, словно дождавшись наконец этого огненного сигнала, обрушился на сухую землю сплошным потоком грозовой ливень.

Митька Попок все еще продолжал бежать по узенькой лесной стежке. Весь его праздничный наряд потемнел, синяя яркая сорочка намокла и прилипла к плечам. Кожаная сумка стала скользкой и мягкой.