Магнетизерка

— Он самый опытный. Впрочем, — Сторль виновато посмотрел на Андрея, — простите, но я тоже мало верю в благоприятный исход лечения вашего отца. Конечно, все, что будет в моих силах, я сделаю, но вы должны быть готовы к худшему. У вашего батюшки действительно геморрагический удар и кровяная опухоль в мозге. И рост ее мы остановить не в силах. В таком состоянии больные обычно не живут долее двух-трех дней.

Андрея после этих слов качнуло, и он едва не рухнул на пол.

— Неужели ничего нельзя сделать?

Он беспомощно посмотрел на доктора, как смотрят дети, когда не знают, как им надо поступить.

По своему обыкновению, доктор Сторль промолчал. А потом неожиданно произнес фразу, которую Андрей, не будь он в крайне подавленном состоянии, воспринял бы не иначе как издевку или, в лучшем случае, как весьма не умную шутку:

— Попробуйте обратиться к госпоже Турчаниновой.

— А кто это?

— Девица. Зовут ее Анна Александровна. Она иногда занимается врачебной практикой. По собственной методе. Имеются поразительные результаты.

— Она знахарка?!

— Не совсем. Попытайтесь уговорить ее помочь вам. Она живет в вашей же улице.

Глава третья

Как сочиняются стихи. — И кирасирские ротмистры иногда произносят витиеватые монологи. — Лгать девицам очень дурно. — Нелегкое признание ротмистра Нелидова. — «Я готова». — Воля умирающего — закон. — Всегда легче бороться с последствиями, нежели устранять их причину.

…Доброй быть от ней учиться;
Слезы скорбных отирать,
Лютой Парки не страшиться…

— Госпожа, ротмистр Нелидов просит принять.

— Я не принимаю.

«Негу от нее вбирать… Нет, не годится. Нега слишком… такое… интимное словечко. Лучше жребий. Да, жребий… свой… благословлять! Ну-ка, что получается?

Нет иных путей ко щастью,
Другом как существ всех быть,
Всякою чуждаться страстью,
В тишине с природой жить.

Доброй быть от ней учиться;
Слезы скорбных отирать,
Лютой Парки не страшиться,
Жребий свой благословлять.

Еще одна строфа, и стих готов. О, когда бы в сем веденьи, нет, лучше в сем спокойстве посещенье грела Муз, всех душевных наслаждений… Наслаждений? Да что с тобой? Лучше все-таки удовольствий…»

— Он не уходит.

— Кто?

— Ротмистр Нелидов.

— Скажи ему, что меня нет.

— Я уже сказала ему, что вы есть, барыня, и велели мне сказать, чтобы я сказала ему, что вас нет и вы не принимаете.

— Ты сама-то поняла, что сейчас наговорила? — строго посмотрела Анна Александровна на горничную.

— Поняла.

— И что он ответил?

— Что ему «крайне важно вас видеть».

— Хм. Ладно, ступай к нему и передай, пусть ждет.

«…удовольствий, удовольствий… Заключила б я союз!»

— Итак… — произнесла она вслух и дописала к первым двум строфам третью:

О, когда бы в сем спокойстве
Посещенье грела Муз!
Всех душевных удовольствий
Заключила б я союз.

«Славно! Ну, что теперь скажет мадам Хвостова? Неужели Александрин отважится назвать эти стихи слабыми и лишенными жизни? Правда, саркастический князь Белосельский непременно обругает их „бабьими“… Но я и не мужчина вовсе! Мне положено писать „бабьи“ стихи. — Тут госпожа Турчанинова на миг задумалась. — С другой стороны, какая я баба — в своем затянувшемся девичестве?..»

Раздался бой часов. И вовремя, иначе Анна Александровна вконец бы запуталась и тем наверняка испортила бы себе настроение.

Часы на камине показывали без четверти одиннадцать утра. Почему этот настырный ротмистр не мог дождаться хотя бы одиннадцати и прийти в нормальное для визитов время? И что это за дело, если ему «крайне важно» ее видеть?

Анна дернула сонетку.

— Этот… Нелидов ушел? — с надеждой спросила она пришедшую на зов горничную.

— Нет, дожидают.

— Надо говорить не «дожидают», а «ожидают» или «дожидаются», — поправила ее Анна. — Повтори.

— Ожидают или дожидаются, — механически повторила горничная.

— Что ж, — вздохнула Турчанинова. — Проси.