Магнетрон

— Я не об этом хотел говорить с вами, — возразил Фогель. — В цехе радиоламп стоит сварочный прерыватель вашего производства. И за последнюю неделю брак по сварке больше двадцати процентов. Отваливаются аноды. Это недопустимо! Это катастрофа! Пойдите и разберитесь, в чем там дело.

— Слушаюсь, — почтительно склонил голову Муравейский. — Немедленно отправлюсь в цех.

Когда Фогель ушел, Муравейский сказал Веснину:

— Если все ваши промеры тиратронов записаны точно, то я думаю, что все же одна явная закономерность найдена. Закономерность методов Дымова — проверять работу бригады. Безусловно он эту двадцать шестую партию нарочно неправильно обозначил «графитовые сетки». Возможно, там сетки никелевые. Это он, уходя в отпуск, решил нас поставить в тупик. Будь на вашем месте Валя или Наташа, у них все цифры сошлись бы, и Дымов тогда поставил бы под сомнение все предыдущие и последующие записи. Давайте еще раз обсудим все это в другой раз. А сейчас пошли в цех. Вдвоем веселее.

Летний день

Стоило инженерам выйти из здания, как настроение Веснина переменилось. Трудно было хмуриться, глядя на зеленые газоны, на клумбы с оранжевыми настурциями, махровыми петуньями и белыми, как сахар, зонтами летних флоксов. Чуть подальше пламенели маки, среди которых синими копьями поднимались длинные соцветия дельфиниума.

— Бабочки, Миша, бабочки! — воскликнул Веснин.

Он поймал одну и осторожно опустил на ладонь. Оставив легкий, подобный цветочной пыльце, след, бабочка, сияя синим и фиолетовым отблеском, вспорхнула и скрылась среди цветов.

Справа от дороги из большого бассейна, огражденного бетонной балюстрадой, бил искрящийся на солнце фонтан. Среди водяных струй стояла на каменном постаменте девушка трехметрового роста. Подняв на плечо обломок жестяного весла, она, очевидно, пыталась сойти вниз, в несуществующую лодку. Окутанная легкой дымкой брызг, эта когда-то выкрашенная серебряной бронзой, а теперь немного полинявшая статуя выглядела очень мило на фоне плакучих ив и пестролистых кленов, окруживших тесным кольцом журчащий бассейн.

Бассейн журчал потому, что в него непрерывно подавалась отработанная, нагретая вода из цехов. В бассейне вода остывала. Холодную воду выкачивали насосы и возвращали в цехи. Для охлаждения вакуумных установок и печей на заводе потреблялось большое количество воды. Брать ее из городского водопровода стоило дорого. Один кубический метр канализованной воды[1] стоил в то время в Ленинграде дороже, чем киловатт-час энергии. В связи с расширением производства технический директор Константин Иванович Студенецкий предложил устроить на заводе собственный круговорот воды, что давало экономию в расходах на охлаждение. Этот прекрасный фонтан был спроектирован и построен под непосредственным руководством Константина Ивановича. В честь него фонтан, наподобие петергофского «Большого Самсона», получил прозвище «Большой Студенецкий». Такое неофициальное название заводского охладительного бассейна очень нравилось техническому директору.

За фонтаном стояло новое трехэтажное здание заводоуправления. Перед заводоуправлением была разбита большая плоская ковровая клумба, где низкие кустистые цветы составляли рисунок герба Советского Союза.

Заводской гудок известил о полудне.

— Пошли к оранжереям, — предложил Муравейский. — Сейчас в цехе все равно обеденный перерыв.

Каждый, входя через проходную на заводской двор, шел мимо клумбы, где на фоне мелких голубых листьев крупными синими цветами был обозначен год. Под годом белые очень мелкие маргаритки сплетались в название месяца, а по плоским красным круглым листьям можно было каждый день прочесть число.

Творцом этих каждодневных перемен, создателем заводского парка был дядя Коля Мазурин.

Николай Евдокимович Мазурин пришел на завод, когда купец Разоренов еще только закладывал фундамент заводского корпуса. Год спустя поступил на работу к Разоренову монтер Илья Федорович Мухартов. Мазурин, Мухартов и Константин Иванович Студенецкий были людьми, имевшими самый большой стаж работы на заводе.

Николай Мазурин работал здесь землекопом, позже подсобным рабочим. В начале первой империалистической войны, когда завод перестраивался на производство ружейных патронов, хозяину захотелось разбить во дворе, перед входом в дирекцию, три клумбы и две рабатки. Мазурин, который к тому времени имел чин старшего дворника, справился и с этой работой.

К концу гражданской войны начались разговоры о восстановлении завода. Дядя Коля явился к Студенецкому, тогда уже «красному директору», и предложил посадить на заводском дворе картофель для рабочей столовой.

Когда сочная ботва картофеля поднялась высоко и раскрылись нежно-фиолетовые звездочки цветов с ярко-желтой сердцевинкой, Студенецкий вызвал к себе дворника и заявил, что назначает его, Николая Евдокимовича Мазурина, заместителем директора по вопросам озеленения.

— Мы должны смело выдвигать на ответственные посты представителей трудящихся масс, — заявил Студенецкий на собрании рабочкома по поводу этого на значения.