Магнитная буря

ПОКА ОН ОБЪЯСНЯЛ несчастному его положение, пришло искушение – мысль, которую он лелеял, как дикую невероятную фантазию. Как он это обосновал, я не знаю. Он мог быть очень убедителен, когда хотел. Возможно, он обещал Винтону бессмертие – свободу от ограничений тела, время без конца для обучения и размышлений и творческой деятельности, которые любил мальчик. Возможно, он только предложил возможность избежать боли и принять участие в дерзком приключении. Но я могу себе представить, как это было – уверенный в себе, говорящий как человек с властью с обескураженным, замученным юношей, который пытался принять решение о безрадостном будущем инвалида. Тот, кто должен был быть опорой матери, которая заботилась о нем – который по волшебству его воображения должен был стать ей опорой, – должен стать бременем для нее, пока он жив.

Мурта отдал матери Винтона все свои деньги. Он заплатит ей, чтобы она чувствовала себя комфортно, – он представил это как страховку и, кроме того, сделал ее своим наследником. Помните, он был героем, который медленно возвращал зрение ее сыну. Винтон знал, чего добивался Мурта. Он знал о работе Леба и Каррела. Если сердце может продолжать биться в колбе годами, почему бы мозгу не думать вечно? В этом плане не было ничего невозможного. Как сможет он общаться? Это было просто – он знал азбуку Морзе, и Мурта решил проблему эфферентных импульсов. Он должен доверять ученому, чтобы тот выполнил свое обещание о деньгах. А если юноша откажется, ему суждено стать обузой для бедной матери. Я хорошо знал, что страховые полисы содержат «оговорки о самоубийстве» – мужчины, как известно, убивают себя, чтобы получить деньги для кого-то столь дорогого, как эта мать для ее мальчика. Я не был удивлен, услышав, что он сказал «Да».

Мурта сам был анестезиологом. Он установил операционный стол под светом, вытащил восковую голову (с готовой и ожидающей полостью в форме мозга) и поставил ее возле стола. Хладнокровно подключил систему, подающую очищающие, питательные жидкости в восковую полость, подготовил катушки подогрева и капиллярные трубки, выполнил все электрические подключения и применил эфирный конус. Череп юноши был проломлен, и Мурта резал вдоль пролома. Он мастерски отсоединил спинной мозг. Вероятно, в волнении он забыл, что делает; но до наступления ночи Винтон из доброго, привычного жилища из плоти и крови переселился в то неподвижное мертвое тело из воска и стали, которое никогда не предназначалось для того, чтобы удерживать хрупкий живой дух. Закончив, Мурта без сил рухнул в кресло. Он проспал всю ночь в том самом кресле, где теперь сидел я.

Его сны были ужасны; но утром он взял себя в руки и заставил себя выполнять обычные обязанности врача, сообщающего о смерти. Его свидетельство было принято без вопросов из-за его связи с университетом, хотя он не был известен как медик, а лишь как преподаватель. Затем он позвонил матери и сообщил новости, как друг и врач ее сына. Он соврал о страховке и добросовестно осуществил обещанный обман. Он оставил ей чек и обещание еще больших денег. Вероятно, она так и не заметила, что это был личный чек в местном банке. Вернувшись в свои комнаты, Мурта написал завещание в ее пользу, засвидетельствовал его и уставился в новое восковое лицо Винтона.

Страшные сообщения от пересаженного мозга

ВНЕЗАПНО ТЕЛЕГРАФНЫЙ КЛЮЧ начал стучать – слабой, шаткой, неуверенной морзянкой, но достаточно ясной, чтобы ее можно было безошибочно определить. Винтон был там, живой!

Мурта не мог сказать, что это значит. Он не знал кода. Он с бесконечной тщательностью записывал точки и тире в течение долгого времени, и, закрыв ключ, бросился покупать кодовую книгу. Остаток дня он потратил на перевод сообщения.

И чего там только не было! Проклятия, молитвы, просьбы, длинные отрывки бессвязных мыслей, цитаты из стихов мальчика и свидетельство частого бреда! Это было ужасно (я использую слово Мурты). Его ужас усиливался, и он часто выпрыгивал из-за стола, только чтобы вернуться и снова погрузиться в работу. Очень скоро он выучил азбуку Морзе и мог читать целые предложения. Временами он не мог больше терпеть и бежал, бродил по улицам, борясь за собственное здравомыслие и душевное равновесие. Но всегда, неизбежно и неотвратимо, он возвращался в роковую лабораторию.