Магнолии были свежи (СИ)

Она тихо открыла дверь, взяла итальянские издания и прошла по коридору вглубь. Купе Гилберта оказалось одиночным, однако постели он действительно не расправлял и даже не положил подушек. Мадаленна присела на диван, и Эйдин оставил дверь приоткрытой. При свете она заметила, что он был уставшим, воротник отъехал в сторону, и очки в серебряной оправе смотрелись на нем, она не побоялась бы этого слова, очаровательно. Мадаленна улыбнулась, и Гилберт, недоуменно посмотрев на нее, вопросительно улыбнулся в ответ.

— Извините, никогда не видела вас в очках.

— И что же — он присел рядом, и она уловила слабый еловый аромат. — По вашему мнению они мне не идут?

— Нет, даже напротив, — Мадаленна развернула газету и заметила папку со своим именем. — Вы напоминаете мне профессора-астронома.

— Интересное сравнение. Но я польщен.

— Очень рада. Вы мою работу проверяете? — она склонила голову и увидела несколько знаков вопроса на полях. — Неужели все так плохо?

— Все не плохо, и все так, просто некоторые утверждения требуют дополнительной справки. А то знаю я этих доцентов, — он с досадой качнул головой, и очки чуть не упали. — Могут начать задавать такие дурацкие вопросы, что хоть в лепешку разбейся, а ищи доказательства разговора Да Винчи с итальянскими купцами.

— О, это не проблема. Итальянцы так чтят родственные связи, что смогут вам сказать, что говорил их предок в пятнадцатом веке.

— Ваша фамилия же Медичи? — он с интересом посмотрел на нее, и Мадаленну пробрала дрожь от воспоминания слов Хильды. — Династия великих королей.

— Моя династия не была великой, даже если наш род действительно от Медичи, мы были обычными торгашами. Во всяком случае, так считают все. Но мне наплевать, — с неожиданным жаром произнесла она. — Даже если мой предок пас овец, мне все равно, я горжусь им, потому что он — моя династия.

— Браво, — тихо ответил Гилберт, и она изумленно посмотрела на него. — Рад слышать здравые речи. Неважно, кем были наши предки, главное, что они были, что, благодаря ним, появились мы. Наши руки, ноги, — его вечное перо аккуратно касалось ее ладони. — Головы — все это появилось только благодаря им. И ваша фамилия, Мадаленна, она звучит прекрасно. Вслушайтесь, Мадаленна Медичи. Разве это не звучит?

— Наверное.

— Долой неопределенности! — махнул он рукой. — Звучит?

— Да!

— Замечательно! Теперь буду звать вас только так.

Мадаленна улыбнулась и взяла газету. Ей нравилось, когда он произносил ее имя, оно сразу наичнало звучать по-другому. Она привыкла к тому, как ее называла мама, привыкла к набившему оскомину «Мэдди», но Эйдин произносил ее имя аккуратно, осторожно, так уважительно, что оно само начинало ей заново нравиться. Поезд все так же медленно стучал колесами, а она старалась вчитаться в статью про кражу картин в Риме. Некто, по имени Фабио, смог украсть сразу несколько миниатюр Караваджо и сбежать в неизвестном направлении. Газета была датирована вчерашним днем, а в свежей ничего про этого не писали. И как можно было так долго искать преступника в маленькой стране? Она отвлекалась; отвлекалась, искоса смотря на Гилберта, увлеченного ее работой. Он внимательно читал ее записи, иногда что-то подчеркивал, иногда улыбался, и каждый раз она отворачивалась, чтобы он не увидел ее раскрасневшихся щек. Чтение портил только ветер, задувавший в открытую дверь. Она несколько раз поежилась, стараясь не отвлекать Эйдина от работы, однако когда дрожь пробрала ее еще раз, он быстро встал с места и подошел к полке. Из чемодана на свет появилось что-то красное в клетку — шотландский плед. Гилберт развернул его и протянул Мадаленне, однако сам он был без пальто, в одном пиджаке. Она не могла допустить, чтобы профессор внезапно простудился.

— Может быть, — начал он, и она снова слишком быстро согласилась

— Конечно.

Эйдин кивнул и с излишней вежливостью подсел поближе, так, что теперь рукава их пиджаков касались друг друга, и персик смешивался с елью. Он небрежно накинул плед на свое плечо и аккуратно расправил красную шерсть у нее на спине. Ткань пиджака была такой мягкой и скользкой, что плед постоянно спадывал, и Мадаленна начала уставать его поправлять, как почувствовала теплое прикосновение, и ее плеч коснулась его рука. Он предупредительно придерживал плед так, чтобы тот не спадал с нее, и Мадаленна оказалась в неких полуобъятиях. Из окна дул холодный воздух, но ей было тепло, и вовсе не хотелось, чтобы плед перестал спадать. Они сидели совсем рядом, ее выбившаяся прядь касалась его шеи, ее щеки касался острый воротник рубашки, и ни один из них больше ничего не читал. Они сидели тихо, стараясь не спугнуть то, что на краткий момент появилось между ними. Мадаленна посмотрела в сторону и увидела, как на его свитере почти разошелся шов.

— У вас будет дырка на свитере. — проговорила она. — Ее можно зашить.

— Где? — негромко спросил он.

— Тут, — кивнула она. — На плече.