Маяк на далеком острове; Болид; Малые и неоконченные произведения; Драматические произведения

Восемь длинных полок были заполнены книгами с одним и тем же именем автора на обложке. Во внутренней комнате, где царил полумрак, стоял у окна маленький рабочий стол, за которым и были написаны почти все эти сочинения. На подоконнике виднелся баллон, использовавшийся вместо пресс-папье. А сразу же за креслом, возле стены, находилась подставка для трубок.

— Но теперь мне не позволяют курить, — произнес Жюль Верн тем же самым тоном, как когда-то заметил по аналогичному поводу Джордж Мередит[899]. — В этой маленькой комнатке собраны мои любимые книги, те, что всегда должны быть под рукой. Здесь вы найдете полное собрание сочинений Диккенса, — продолжал Верн с оживлением. — Вы же знаете, что я обожаю Диккенса. Я нахожу у него всё (так же, как и у Стерна[900], которого также очень люблю и много читаю): пафос и чувства высшей пробы. И характеры, характеры, a ne pas savoir quoi en faire[901]. Он расточителен и щедр подобно нашему Бальзаку, создавшему целый мир, по которому общество позднее смоделировало само себя.

Человеку бывает грустно, если жизнь его проходит по большей части в мире сером и пустынном. Верно, поэтому за бархатной занавеской находился стол, аккуратно сервированный двумя приборами vis-a-vis[902], подле разрисованного ирисами окна, выходившего в залитый солнцем, полный цветов садик. А возле рельефной каминной полочки, где попыхивал отливающий красным цветом самовар, внося свою ноту в интимный семейный комфорт, стояли рядышком два кресла. 

Мари Беллок ЖЮЛЬ ВЕРН ДОМА

Автор «Вокруг света в восемьдесят дней», «Пяти недель на воздушном шаре» и многих других восхитительных историй, героев которых полюбили сотни читателей во всех уголках мира, ведет счастливую, наполненную творческим трудом жизнь в Амьене, провинциальном французском городке, расположенном на пути от Кале и Булони к Парижу.

Любой житель Амьена может показать дом Жюля Верна: под номером один на улице Шарля Дюбуа; это прелестное, старомодное здание, находящееся на углу по-деревенски тихой улицы и широкого бульвара.

Маленькую дверь в поросшей лишайником стене открыла жизнерадостного вида старая bonne[903]. Услышав, что я пришла на заранее условленную встречу, она повела меня через мощеный внутренний дворик, ограниченный с двух сторон живописным строением неправильной формы с угловой башней сбоку, какие нередко встречаются во Франции в деревенских домах. Следуя за ней, я получила возможность мельком увидеть сад Жюля Верна: уходящую вбок буковую аллею, отбрасывающую щедрую тень на ухоженную лужайку с цветочными клумбами. Хотя стояла уже глубокая осень, все было в высшей степени опрятно и чинно, опавшие листья не лежали на широкой, посыпанной гравием тропинке, по которой каждый день прогуливается старый писатель.

Широкие каменные ступени ведут в оранжерею, засаженную пальмами и цветущими кустами; она образует уютную прихожую перед великолепным салоном, где через несколько мгновений меня встретили хозяева.

Прославленный писатель сразу же сказал, что роль мадам Жюль Верн во всех его триумфах и успехах необычайно важна. Трудно было поверить, что эта привлекательная и энергичная пожилая леди, сохранившая девическую живость и французскую espieglerie[904], в прошлом году отметила золотую свадьбу.

Жюль Верн своим видом ничуть не соответствовал обычным представлениям о великом писателе. Он скорее напоминал интеллигентного сельского джентльмена, который всегда носит черный костюм, что у большинства французов ассоциируется с профессиями адвоката или учителя. Пиджак его украшала крошечная красная бутоньерка, свидетельствовавшая о том, что ее обладатель имеет высокое отличие: является офицером ордена Почетного легиона. Его манера держаться скрывала возраст. Я бы не дала ему семидесяти восьми[905], так мало он изменился по сравнению с изображением на большом портрете, написанном лет двадцать назад и висевшем на стене, напротив портрета его жены.

Мистер Верн удивительно скромен в том, что касается его творчества; порою кажется, что он вовсе не желает говорить ни о своих книгах, ни о себе. Если бы не любезная помощь супруги писателя, чья гордость гениальным мужем доходит до восхищения, мне было бы трудно убедить его поделиться подробностями своей литературной карьеры или творческими приемами.

— Не могу припомнить времени, — заметил он, отвечая на мой вопрос, — когда бы не писал или не хотел стать писателем, но многое, как вы вскоре поймете, препятствовало этим желаниям. Видите ли, по рождению я бретонец (мой родной город — Нант), но отец учился в Париже, увлекался литературой, обладал хорошим вкусом и сочинял стихи, хотя был слишком скромен, чтобы публиковать свои произведения. Возможно, именно по наследству я и начал свою литературную деятельность с сочинения стихов, принявших — по примеру самых многообещающих французских литераторов — форму пятиактной трагедии, — закончил хозяин, полуулыбнувшись-полувздохнув.

После небольшой паузы он добавил: