Маяковский и Шенгели: схватка длиною в жизнь

Безводные золотистые пересыпчатые барханы
Стремятся в полусожженную неизведанную страну,
Где правят в уединении златолицые богдыханы,
Вдыхая тяжелодымчатую златоопийную волну.
Где в набережных фарфоровых императорские каналы
Поблескивают, переплескивают коричневой чешуей,
Где в белых обсерваториях и библиотеках опахала
Над рукописями ветхими, точно ветер береговой.
Но медленные и смутные не колышатся караваны,
В томительную полуденную не продвинуться глубину.
Лишь яркие золотистые пересыпчатые барханы
Стремятся в полусожженную неизведанную страну.

Встречаются также совершенно бледные, не трогающие читателя за душу ни чувствами, ни ритмами, ни рифмами стихи типа «Под самой крышей»:

Под самой крышей в седьмом этаже
Широким квадратом окно,
Пластиной синей в слепой стене
На север обращено,
Свежим негативом глядит,
Витражом густым синевы,
В миражи, в мыльное небо, в даль,
В гарь золотую Москвы.
Об окнах надо поговорить:
Никто не знает окон.
В разных окнах по-разному мир
Схвачен и отражен…
…И качало окно над листами книг
Маргариты девичий газ,
Крутой рот целовал даль,
И золотел глаз.

Но такие стихи не являются главными в творчестве Шенгели, у которого имеется множество по-настоящему замечательных, глубоких и красивых поэтических работ. Таких, как стихотворение «Прибой на гравии прибрежном», написанное еще в 1917 году и до сих трогающее собой душу любителей поэзии:

Прибой на гравии прибрежном
И парус, полный ветерком,
И трубка пенковая с нежным
Благоуханным табаком.
А сзади в переулках старых
Густеют сумерки. Столы
Расставлены на тротуарах.
Вечерний чай. Цветов узлы.
Черешен сладостные груды,
Наколки кружевные дам.
И мягкий перезвон посуды
Аккомпанирует словам.
И так доступно измененье
Девятисот на восемьсот,
Где жизнь застыла без движенья,
И время дале не идет.
И радостью волнует райской,
Что впереди – свершенья лет,
И что фонтан Бахчисарайский
Лишь будет в будущем воспет.

В одном из телефонных разговоров Александр Ревич сказал: «У нас вышел том Шенгели, подготовленный Вадимом Перельмутером, и это издание меняет всю историю русской поэзии ХХ века: великим придется потесниться и впустить в свои ряды еще одного замечательного поэта…»

И самое удивительное, что великим придется сделать это ради одного маленького четырехстрочного стихотворения:

Цветет акация. Безмолвие созвездий,
Безмолвие луны над миром голубым.
И мальчик с девочкой целуются в подъезде, —
И так им хорошо, так сумасшедше им.

Думается, что именно такие бы стихи нужно писать для современной молодежи, а не переводы поэм Байрона, которые вызвали просто невероятное раздражение (а может быть, и зависть) ряда других коллег Шенгели по перу. И самым нестерпимым из таких конкурентов был переводчик Иван Александрович Кашкин.

Черная полоса

В 1943 году Георгий Аркадьевич Шенгели закончил свою многолетнюю работу над переводом поэмы (а точнее – романа в стихах) Джорджа Байрона «Дон-Жуан», а в 1947 году этот огромный труд в стихах был издан. По всем признакам, эта работа должна была быть признанной самым выдающимся достижением Шенгели, венцом его переводческого творения. Однако как переводчику этой поэмы, так и ее долгому переводу была уготована намного более горькая судьба, чем это было можно предположить. «Дон-Жуан» подвергся сокрушительному удару критики, а самого Георгия Аркадьевича с той поры на долгое время записали в буквалисты.

Но все произошло не сразу, жизнь припасла для него много сюрпризов…