Маята (сборник)

Зимний питерский вечер. Стою в ожидании "зеленого" на перекрестке Пискаревского и Мечниковского проспектов и слушаю мою любимую композицию "Маленький цветок" Сиднея Бише. Вечереет, "новогодние каникулы", спешить некуда…

Вдруг откуда-то снизу, будто из-под бампера моей "Ксюши" выскакивает заяц-русак и гигантскими прыжками устремляется под "красный" на Пискаревский путепровод. А за ним следом, невзирая на веселое "бибиканье" водителей, – большущая, голов в двадцать, свора собак различных пород: от болонки до дога. Впереди, оглашая занесенный снегом проспект неистовым лаем, несется поджарая, желтая с подпалинами гончая, длинноногая красавица-сука. За ней, чуть отстав, – огромный мраморный дог и две немецких овчарки. А там уже – и вся остальная мелочь пузатая: дворняги, две короткошерстные таксы – рыжая и черная, астматик чау-чау с высунутым синим языком на плече, пекинес, пара болонок. В арьергарде ковыляет на тоненьких ножках тойтерьер, большеглазый, похожий на новорожденного олененка. Как только его, бедного, не задавили?

А чуть позже, следом за ними, размахивая руками, несется разношерстная компания собаководов-хозяев. В распахнутых шубах, запотевших очках, без шапок, задыхающихся, хватающихся за сердце…

Наивные люди. Они думают догнать уходящее время…

Сердечный приступ Рассказ

Его привезли в воскресенье под вечер на "скорой" с подозрением на инфаркт. В приемном покое сделали повторную электрокардиограмму. Предварительный диагноз не подтвердился, и больного положили в нашу шестиместную палату, на единственную свободную койку. Понаблюдать.

Он – мужчина еще не старый, лет пятидесяти. Прическа короткая, цвет волос: перец с солью. Лицо одутловатое, бледно-серое, будто вылепленное из сырого теста. И очень напряженное, словно он драться собрался или на собрании выступить. А глаза добрые, печальные.

Усталый врач, добивавший без смены вторые сутки дежурства, послушал сердечко пациента, померил давление и, легонько похлопав его по груди, вышел из палаты.

Откинувшись на подушку, новенький неподвижно лежал на продавленном больничном матрасе, глядя в потолок и думая о чем-то своем, невеселом.

– Как зовут-то? – спросил я его.

– Василий, – повернул ко мне голову мужчина. – Столяров, – добавил он, подумав.

– А меня – Михаилом. Ты, Василий, не вставай пока. Если что надо, говори, не стесняйся.

Чем заняться в больнице поздним вечером? Телевизор в холле выключен; читать уже неохота, спать еще рано, будешь потом полночи ворочаться. Покурив втихаря перед сном, лежали мы в тот воскресный вечер и трепались: подначивали друг друга беззлобно, анекдоты бородатые травили.

– Мужики, хотите, я вам расскажу одну случившуюся со мной тридцать лет тому назад историю, – спросил вдруг Столяров. – Никак не могу забыть того давнего случая.

Мы замолчали и приготовились слушать Василия.

"В жизни всякое бывало, – тусклым, бесцветным голосом, откашлявшись, стал рассказывать Столяров. – Чего уж там: приходилось и молчать, когда надо было высказаться; оставался, хотя хотелось встать и уйти, хлопнув дверью. Но, именно, этот случай, забыть никак не могу.

Василий помолчал…

Дело было, если не ошибаюсь, в семьдесят девятом… Да, в семьдесят девятом, осенью. Техникум я окончил в феврале и уже месяцев восемь работал в НИИ, по распределению. По командировкам мотались то и дело. Нас, молодых неженатых, гоняли почем зря. Вот и в тот раз – где-то в конце ноября, подмораживало уже – возвращался я из двухнедельной командировки на Байконур. Поезд опоздал, и я едва успел заскочить в закрывающееся на ночь метро.

Столяров говорил неторопливо и негромко, но все его слышали.

От станции метро "Академическая" до дома – пара трамвайных остановок. На такси в то время еще так просто не катались. Да и какие у пацана деньги: из командировки приехал. Пешочком – милое дело! На улице – никого, будто вымерло. Метрах в ста от дома – стройка. Огорожена деревянным грязно-зеленым забором. Вдоль забора – тротуар дощатый, сверху козырьком крытый. Тороплюсь: стук, стук, стук – каблуками по доскам.

Оп-па! – Столяров сел на койке. Он сейчас был там, в семьдесят девятом, на ночной ленинградской улице.

На моем пути, там, где забор кончается, стоит парочка. Она – совсем молоденькая, в мини-юбочке, на каблучках, в курточке светленькой. Парень – здоровый кабан, спортивный костюм на нем, олимпийка, тогда модно было. Стоят рядышком, он девушку за руку держит.

Подхожу… Парень отступил на шаг, меня пропускает. Ну, я – иду себе: вот он дом мой – окна светятся. Ждут, беспокоятся родители, я не позвонил с вокзала. Вдруг, девушка тихо, будто про себя, говорит мне:

– Молодой человек, не видите, что происходит?

А и ни к чему мне – стоит парочка и стоит. Торможу…

Столяров внимательно посмотрел на воображаемую парочку.