Маята (сборник)

Когда после демобилизации Аристарх навестил родителей погибшего однополчанина, от Гриши оставалась только тень. Очень тосковал по погибшему сыну Григорий. Жена, Васькина мачеха, от Гриши ушла. Сидел Дядюхин один взаперти, пил горькую, видеть никого не мог, травил себя алкоголем и дожидался смерти… И сгорел бы, не появись в его жизни армейский дружок сына. Гриша его сразу приветил, полюбил, как сына, уговорил остаться в Питере и прописал временно на своих квадратных метрах.

И Снегирев к нему привязался, а когда выбился в люди, стал покровительствовать. Приютил Григория у себя, пока тот разменивал квартиру с бывшей женой, устроил уволенного с работы за прогул, а вернее, за длинный язык и несдержанность, к себе на фабрику. Он же, Аристарх Сигизмундович, помог Дядюхину сдать его повесть в издательство, где уже дожидался очереди на публикацию первый роман Аристарха, героическое фэнтези "Спасти Вселенную". Но об этом надо рассказать поподробнее.

Директрисой прядильной фабрики "Красный текстильщик" работала Алиса Сатратовна Шахова. Шахиня, как ее прозвали подчиненные, была моложавой пятидесятипятилетней женщиной, волевой и знающей себе цену. О таких говорят: "Баба-конь!"

А муж Алисы Сатратовны, пожилой и не очень уже здоровый функционер старой закалки служил главным редактором того самого издательства, где лежали рукописи друзей.

У Шахини с Аристархом был роман, или, вернее сказать, связь. Потому, как назвать романом близкие отношения пятидесятипятилетней директрисы с только что разменявшим четвертый десяток подчиненным, язык, несмотря на установившуюся сейчас свободу нравов, не поворачивается. Снегирев – мужчина видный, образованный и импозантный, привлек внимание стареющей директрисы. Ответил взаимностью, и она потянулась к нему "всем своим естеством", как писал в романе Аристарх. С женой Светкой, лимитчицей и неперспективной для супружеской жизни особой, пришлось развестись. Но комната осталась за ним, с инспекторов Аристарх за пару месяцев вырос до Начальника отдела, его роман, а за одно и повесть друга приняли в издательство.

Впереди маячила перспектива заоблачная, такая, что голова кружилась: Алиса обещала "однушку" в строящемся на средства главка новом доме; после издания книги – членство в Союзе писателей РСФСР. И тогда!..

Муж-рогоносец боготворил супругу, о ее шашнях с подчиненным не догадывался и ни в чем не отказывал своей Лисоньке. Он готов был издать роман Аристарха – а почему бы и нет! – фэнтези сейчас в моде, покупается. Яркими книжками забиты лотки, киоски "Союзпечати". Малый карманный формат, легкое, приятное чтение, доступная цена… Народ такие книги читает в охотку: принцессы, герои, любовь, победа над злом… Легкое, приятное чтиво, и думать особо не надо. Думать на работе надоело. Какая разница, что издавать, лишь бы покупали?

С рукописью Дядюхина было не так все просто. Тот писал какую-то тягомотину, "хрень за жизнь", так сказать. Но об этой некоммерческой повести очень хорошо отзывался старый матерый редактор Альперович, а, главное, просила Лисонька. Можно попробовать и "тиснуть повестушку" малым тиражом. Никто не знает, где найдешь, а где потеряешь?!

На календаре – середина девяностых… Время перемен, в которое, по словам классика, жить – "не приведи, Господи!" Могучая и неделимая некогда империя расползлась по швам. Все вдруг закачалось, стало зыбко и нестабильно. Говорить – сколько душе угодно, а жрать – нечего! Снабжавший легкую промышленность сырьем Узбекистан вдруг перестал выращивать хлопчатник. Импортировать его из Индии – дорого. В стране отчего-то все закончилось: деньги, бумага, сигареты, продовольствие… Заводы стояли. Трудовая Биржа не успевала переработать поток безработных.

* * *

Залихорадило и "Красный текстильщик". Денег нет, хлопка нет, запчастей нет. Производство – скорее мертво, чем живо, зарплату платить нечем, а сокращать рабочих – это значит, платить выходное пособие. Руководство главка придумало ход: объединить три фабрики в одну и потихоньку сворачивать объемы, для начала хотя бы – на одной из них. Прядильщиц распределить по двум производствам, пенсионеров отправить отдыхать, а если кто из молодых заартачится, увольнять. Все равно рабочих мест на всех не хватит. Алиса лезла вон из кожи – у нее появилась реальная возможность стать директором объединенной фабрики.

И все бы ничего. На фабрике трудились, в основном, женщины. А женщины, они как?! Крику то от них много, а на каждой – семья: дети, родители престарелые, муж-пьяница с почты до дому пособие по безработице донести не может. Какая, к черту, политика, справедливость, место бы свое не потерять, хлеба кусок! На все работницы согласятся, не впервой Алисе ломать бабью волю через колено. Но надо с умом все провернуть, с оглядкой, как всю жизнь учили: думать одно, говорить другое, а делать так, как сверху велят.