Маятник

В подъезде появились люди в полицейских шинелях: квартальный надзиратель и один из его помощников. Шумилов поздоровался, с чувством пожал руку Дементьеву и пригласил его сегодня же вечером «на чай с коньяком». После этого Алексей Иванович снова отправился на набережную — продолжить так неожиданно скомканную прогулку. На душе было легко: с арестом Безака дело Мироновича можно было считать раскрытым.

16

Пришла зима, незаметно минуло Рождество, потом Крещение. Начало 1884-го года выдалось в Петербурге морозным, вьюжным. Снег задорно хрустел под ногами и под полозьями санок, и каждое утро начиналось с ворчанья дворников, откапывавших от сугробов занесенные за ночь ворота. В городских парках и садах были сооружены большие деревянные катальные горки и залиты катки, оттуда вплоть до наступления темноты слышались звонкие детские голоса, а по воскресеньям — звуки духовых оркестров. Шумилова всегда изумляла способность бравых румяных унтер-офицеров в нарядных мундирах с аксельбантами извлекать мелодии маршей, полек и галопов негнущимися от холода пальцами, выдувая звук замерзшими, словно резиновыми, губами. Вид их блестящих касок с колышущимися в такт музыке красными султанами, металлические трубы, словно не боящиеся мороза, бравые барабанщики, рассыпающие дробь задорно и радостно — все рождало волшебное ощущение праздника. Даже самые благородные семейства в эти январские дни выходили в городские парки для послеобеденных моционов.

В один из таких ярких морозных дней в конце января Шумилов сговорился с Карабчевским пообедать в ресторане «Берлин». Это был средней руки ресторанчик, недорогой, но с весьма хорошей кухней. Исполинского роста шеф-повар — улыбчивый, добродушный немец Рихард Эммке, имел обыкновение лично выходить поприветствовать постоянных клиентов и рассказать, что суп из селедочных щёк сегодня наиотменнейший, а вот телятину под кардамоновым соусом им лучше отведать в другой раз.

Алексея Ивановича там хорошо знали — два года назад он помог хозяину в затянувшейся тяжбе по поводу опекунства над малолетними племянниками. С той поры Шумилов был желанным гостем в «Берлине».

Алексей Иванович явился пораньше, сделал заказ, предупредил Рихарда, в обществе какого человека будет сегодня обедать, и принялся ждать адвоката. Карабчевский почему-то задерживался. Наконец, в дверях залы показалась его внушительная фигура. Николай Платонович был румян, от него пахло морозцем, но глаза смотрели устало. Увидев Шумилова, адвокат оживился и, потирая озябшие руки, поспешил сесть к столу. Они перебросились общими фразами — о здоровье, погоде, сенсационном убийстве жандармского полковника Судейкина, произошедшем менее месяца назад, но это была лишь затравка разговора.

— Как движется дело Мироновича? — поинтересовался Шумилов. — Я прочитал в «Ведомостях» какой-то невнятный намек на новый поворот в следствии. Как всегда, ничего понять невозможно, наши писаки наводят тень на плетень…

Карабчевский только крякнул. Было видно, что это болезненная для него тема.

— Да уж, Алексей Иванович, вы все правильно поняли, поворот действительно имел место быть. Причем поворот — мягко сказано, надо бы сказать: кувырок! Мы в свое время толкнули маятник совсем в другую сторону, нежели обвинение. Теперь приходится признать, что последовал новый толчок, и это хаотическое раскачивание бог знает куда приведёт.

Он сделал паузу, дожидаясь, когда расторопный официант, подающий блюда, закончит свои манипуляции.

— Когда Безака арестовали, полиция принялась за свою обыкновенную рутинную работу, то есть начались опросы всех, кого так или иначе упомянула в своих показаниях Семенова — хозяек съемных квартир, владельцев и прислугу гостиниц, приятельниц, лечащих врачей и прочее. Сами понимаете, это довольно большой объём работы, ведь надо было отыскать и побеседовать с десятками людей. Кстати сказать, следствие установило, что Семенова лечилась не только от нервных болезней и тифа, но и почти четыре месяца в 1879-ом году провела в психиатрических лечебницах. Безак же с самого начала категорически отвергал всякие обвинения в соучастии в преступлении.

— Что ж, это логично, — кивнул Шумилов. — Я бы крайне удивился, если б он повел себя иначе.