Майя Плисецкая. Рыжий лебедь. Самые откровенные интервью великой балерины

А, во-вторых, разве могут впечатления от грохота молотов, шума приводных ремней и лязга металла способствовать рождению шедевра?! Но биографы уверяют, что именно индустриальный пейзаж возле дома Равеля под Парижем и вдохновил композитора. Он говорил без стесненья: «Этот завод – из «Болеро», – и даже требовал от художников-декораторов изобразить его при постановке. Но разве, слушая завораживающую музыку, можно думать о заводском конвейере?! У виска покрутят окружающие: мол, спятил, милый! Не сдюжил волшебной силы искусства.

Когда пьесу начали широко исполнять, Равель, говорят, всячески ставил палки в колеса: дескать, играете не так, как я задумал. И раз так довел знаменитого дирижера Тосканини (который играл с заметным ускорением ритма), что тот с присущим итальянцам темпераментом заявил композитору: «Вы ничего не понимаете в вашей музыке! Это единственный способ заставить ее слушать!»

Между тем Равель и не претендовал на популярность: говорил, что «Болеро» вряд ли его переживет. И выходит, жестоко ошибался. Да, многие испанцы не сильно жалуют пьесу, считая, что она ничего общего не имеет с местным народным танцем – болеро. Но вот вам реальность – однажды в Париже я с друзьями попал в испанский ресторан, который держат баски: там, несмотря на поздний час, нас просто укормили вкусной национальной едой. Стоял испанистый говор таких же, как мы, запоздалых гостей, звучали смех и музыка. И все вокруг было так пропитано испанским духом, во славу которого и было написано «Болеро», что казалось, сейчас сдвинут столы, в центр вспрыгнет танцовщица и начнет свой «священный танец боя»… И лишь потом я узнаю, что мать Равеля – не просто испанка, а родом из провинции басков. И прочту свидетельство очевидца премьеры «Болеро» в Париже.

«…Слабо освещенная комната в испанской таверне, вдоль стен, в темноте, за столами беседуют гуляки; посреди комнаты большой стол, на нем танцовщица начинает танец… Они начинают прислушиваться, оживляются. Их все больше захватывает наваждение ритма; они поднимаются со своих мест, приближаются к столу; необычайно возбужденные, окружают танцовщицу…»

В «Болеро» всепоглощающий ритм сплетается в водовороте с таком чувственной, страстной мелодией, напряжение нарастает с такой мощью, что дело кончается звуковой красочной оргией, победным воплем оркестра… Может, именно это и сделало обманчиво простую симфоническую пьесу шлягером на все времена.

«…Это было невообразимо хорошо. Я сошла с ума. Бредила. «Болеро» должно стать моим. Пускай я не первая. Я стану первой. Это мой балет. Мой!..»

Так спустя многие годы писала другая балерина, великая Майя Плисецкая, в своей книге о том, как впервые увидела бежаровский балет «Болеро». И не успокоилась, пока сама не станцевала – с триумфом! «Болеро» и «Кармен» стали визитной карточкой примы. Она до сих пор на своих юбилеях выходит на сцену под эту завораживающую музыку.

…Поэтому мой вам совет, очень простой: когда ежедневная будничная суета, казалось бы, замордует окончательно, наливаешь бокал хорошего испанского вина – непременно густого, темно-красного – и ставишь равелевский диск с «Болеро». И сразу чувствуешь себя хоть чуть-чуть гулякой на этом празднике жизни. А это уже немало.

Февраль 2009 г.

Майя Плисецкая: Щедрин дарил мне не бриллианты, а балеты!

Корреспондент «КП» побывал в гостях у великой балерины и ее мужа, композитора Родиона Щедрина, в Мюнхене накануне ее 85-летнего юбилея.

Вылетая в Мюнхен, я захватил буханку бородинского и банку селедки, так любимой Майей Михайловной (она называет ее величаво – селёда). Знал, лучшего московского гостинца для Плисецкой нет. И действительно, селедку она тут же загорелась открывать. Но Родион Константинович посмотрел на жену с ласковой укоризной: мы же на концерт сейчас идем. Тогда Майя Михайловна отрезала широкий ломоть пахнущего кориандром бородинского. И тут же с удовольствием стала разглядывать номер «Комсомолки» с отрывком из последней своей книги. Конечно, можно посмотреть и в интернете, но все же приятнее держать в руках газету, которую Плисецкая, по ее словам, очень уважает. Они с Щедриным специально ездят на мюнхенский вокзал, где в киоске покупают дайджест «КП».

Выпив кофе с бородинским хлебом, мы отправились в «Принц-регентен театр» – там Мюнхенский камерный оркестр отмечал свой юбилей. Когда подъехали, Майя Михайловна кивнула на здание театра: «Здесь я танцевала свою последнюю «Айседору». И так ностальгически вздохнула, словно готова была хоть сейчас взлететь на сцену…

Мы с удовольствием пропустили по бокальчику пива.

Шеф-повар любимого ресторанчика Плисецкой Илия шлет дорогим гостям воздушные поцелуи.

Олли Мустонен самый красивый букет, полученный от зрителей, тут же вручил Майе Михайловне.