Майкл Льюис

доносился допрос следующего претендента. Мне никогда в голову не приходило, что служащему

инвестиционного банка неприлично заявлять о своей любви к деньгам. Я-то был уверен, что

инвестиционные банкиры делают деньги так же, как Форд автомобили, - ради прибыли.

Аналитикам платят не так уж много, но я-то думал, что им позволена малая толика алчности.

Почему этого молодого спортсмена из Lehman оскорбила моя любовь к деньгам? Мой приятель, которому позднее посчастливилось поступить на работу в Lehman, мне все объяснил потом.

«Это табу, - сказал он. - Когда они спрашивают тебя, почему ты хочешь работать в

инвестиционном банке, нужно сказать, что ты любишь бороться с препятствиями, что тебя

влечет романтика большого бизнеса, что ты с детства мечтал работать с людьми такого калибра, но никогда даже не упоминай о деньгах».

Освоить новую ложь было нетрудно. Поверить в нее - другое дело. Всякий раз после

этого, когда инвестиционный банкир спрашивал меня о мотивах, я добросовестно грузил ему

правильные ответы: задачи, люди, атмосфера больших решений. Мне понадобилось несколько

лет, чтобы убедить себя в правдоподобии всего этого (кажется, я скормил вариант этой истории

даже жене замдиректора Salomon Brothers). To, что деньги не главное, конечно, был полный и

отъявленный вздор. Но в 1982 году, когда я проходил собеседование в службе трудоустройства

Принстонского университета, правдивость не должна была мешать началу карьеры. Я старался

понравиться банкирам. При этом меня бесило их ханжеское лицемерие. Я имею в виду, разве

кто-нибудь, кроме людей с Уолл-стрит, мог даже в те невинные времена прикинуться в разговоре

с людьми со стороны, что деньги на Уолл-стрит мало что значат?

Собственное негодование давало утешение. А в утешении я сильно нуждался, потому что

я окончил университет, а работы у меня так и не было. Сменив за следующий год три места

работы, я умудрился продемонстрировать, что банкиры были правы и ни для какой работы я не

пригоден. У меня даже не было сомнений, что я получаю именно то, чего заслуживаю. Мне

только не нравилось, как это все происходит. Опыт получения отказов в работе на Уолл-стрит

открыл мне, похоже, только две вещи: инвестиционным банкирам не нужны ни правдивость, ни

мои услуги (нельзя сказать, чтобы между тем и другим была какая-нибудь связь). Кандидатам на

рабочие места задавали вопросы и ждали определенных ответов. Успешное собеседование

старшекурсника с инвестиционным банкиром звучало торжественно, как монастырское

песнопение, неудачное - как несчастный случай. Мой диалог с парочкой из Lehman Brothers был

типичен для тысяч подобных диалогов, проходивших между университетскими

старшекурсниками и рекрутерами десятка инвестиционных банков, которые в 1981-м и в

последующие годы прочесывали десятки университетов в поисках талантов.

Впрочем, у этой истории счастливый конец. Банк Lehman Brothers в итоге всплыл брюхом

кверху. Борьба между торговцами и отделением корпоративных финансов завершилась в 1984

году общим крахом. Торговцы победили, но то, что осталось от царственного дома братцев

Леман, стало непригодным для жилья. Владельцы компании вынуждены были, обнажив голову, сдаться на милость своих соперников - Shearson, которые и купили их со всеми потрохами. Имя

Lehman Brothers было навсегда вычеркнуто из путеводителей по Уолл-стрит. Когда я читал об

этой истории в «New York Times», меня охватило радостное чувство справедливого отмщения -

надо признать, не очень-то христианская радость. Не могу с уверенностью утверждать, что злая

судьба Lehman Brothers была прямым результатом их нежелания признаться, что больше всего

на свете им нравились деньги.

Глава 3. Как полюбить культуру своей корпорации

Превращение в скота избавляет от горестей человеческой жизни.

Сэмюэл Джонсон

Я до мельчайших подробностей помню, что переживал и что говорил в первый день моей

работы у Salomon Brothers. Мое тело, избалованное и изнеженное годами студенческой жизни, никак не могло проснуться и все было покрыто мурашками. Мне нужно было явиться на работу

только к семи утра, но я специально встал пораньше, чтобы побродить по Уолл-стрит. Я никогда

прежде там не был и поразился: действительно была река на одном конце улицы и кладбище на

другом. Посредине был кусок старого Манхэттена: глубокое узкое ущелье, в котором желтые

такси звучно громыхали по канализационным люкам, рытвинам и пустым жестянкам из-под пива

и кока-колы. Колонны озабоченных мужчин в строгих деловых костюмах поднимались на улицу

со станции метро «Лексингтон-авеню» и целеустремленно вышагивали по разбитым, неровным

тротуарам. Для богатых людей они выглядели не слишком-то счастливыми. Мне они показались

чрезмерно серьезными, по крайней мере по сравнению с моим собственным настроением. Я

чувствовал только легкое беспокойство и возбуждение, как всегда перед началом новой жизни.

Довольно забавно, но я действительно не чувствовал, что иду на работу. Скорее, у меня было