Майкл Льюис

процветание. (Совсем другой вопрос, было ли процветание результатом того, что они скверные

люди, или им на пользу шли некоторые особенности их бизнеса, никак не соотносящиеся с их

нравственными достоинствами.) Добрые свойства человека не принимались в расчет на

торговом этаже. Они не вознаграждались, но и не наказывались. Просто человек мог быть злым

или добрым.

Поскольку 41-й этаж служил вместилищем самых честолюбивых людей фирмы, а путь к

прибыли и славе был свободен от каких-либо правил и ограничений, обитатели этого этажа, включая самых кровожадных, имели неизменно затравленный вид. Там правила бал простая

идея, что сколь угодно разнузданное стремление к личной выгоде - это здорово. Пожирай других, или сам будешь сожран. Людям с 41-го этажа приходилось всегда действовать с оглядкой, потому что было cовершенно неясно, кто тебя окружает и тебе подчинен и кто из них и когда

пожелает завладеть твоим местом. В Salomon Brothers диапазон приемлемого поведения был

необычайно широк. Здесь ты наглядно видел, в какой степени свободный рынок способствует

цивилизации и смягчению нравов. В Salomon Brothers царил самый грубый и дикий капитализм, и

он был саморазрушительным.

Студентам учебных курсов, разумеется, не приходилось слишком много размышлять об

этике. Задача состояла в том, чтобы уцелеть. Было престижно принадлежать к самой сильной

группе, члены которой награждали всех пинками и затрещинами. Так же как детей необъяснимо

притягивают самые грубые и задиристые подростки, ты готов в обмен на защиту не обращать

внимания на отвратительные свойства специалистов по облигациям. Когда эти люди приходили

выступать перед нами, я изумленно открытыми глазами наблюдал поведенческий бутерброд, подобный которому мне случалось видеть только в кино. Будучи студентом, ты вынужден

исходить из того, что каждый из тех, кто обращается к тебе с кафедры, достиг успеха, а уж потом

начинаешь вычислять - как и почему. Вот в таком состоянии мне и случилось впервые увидеть

Человека-пиранью в действии.

Человек-пиранья пришел нам рассказать о государственных облигациях, хотя он так много

всего знал о работе с деньгами, что мог бы поведать о чем угодно. Он был единственным

продавцом облигаций, которого побаивались большинство маклеров, потому что, как правило, он

знал их дело лучше, чем они сами, и, если они финтили и давали ему неверную цену, он не

упускал случая унизить их через матюгальник. Другие продавцы всякий раз получали громадное

удовлетворение от этой процедуры.

Человек-пиранья был приземист и коренаст, как хукер бейсбольной команды.

Поразительной чертой его внешности было совершенно застывшее выраже ние лица. Темные, глубоко посаженные глаза и в самом деле почти никогда не двигались. А если и приходили в

движение, то очень медленно, как перископ. Жестко вылепленный рот тоже, как ни странно, был

неподвижен; только произнося слова, он открывался то больше, то меньше. И из этого рта

изливался поток глубокого финансового анализа и сквернословия.

В тот день Пиранья начал с изничтожения французского правительства. Правительство

Франции выпустило облигации, получившие известность как «жискары» (об этом выпуске

рассказывает Том Вулф в «Костре тщеславия» [В России этот роман Т. Вулфа был

опубликован в журнале «Иностранная литература» (№ 10-11, 1991) под названием «Костры

амбиций». - Примеч. редактора.], а узнал он о них от специалистов из Salomon, для общения с

которыми приходил на 41-й этаж, где и просиживал многие часы неподалеку от Пираньи).

Пиранью беспокоили «Жискары», названные так в честь эмитировавшего их правительства

Валери Жискар Д'Эстена. С помощью этого выпуска французы в 1978 году привлекли в казну

почти миллиард долларов. Но проблема была не в этом, а в том, что при определенных

условиях эти облигации могли быть конвертированы в золото по цене 32 доллара за унцию, так

что держатель облигаций, скажем, на 32 миллиона долларов мог потребовать за них 1 миллион

унций золота.

«С этих поганых лягушатников сдерут всю шкуру», - злобно вещал Пиранья, имея в виду, что теперь, когда облигации уже стали конвертируемыми, а цена золота поднялась до 500

долларов за унцию, французы потеряют кучу денег. Ему была ненавистна тупость «этих поганых

лягушатников». Он это связывал со странной для него и отвратительной манерой заканчивать

рабочий день ровно в пять вечера. Рабочая этика европейцев была его заклятым врагом, bete noire, хотя его толкование этого обычая было весьма своеобразным. Для группы европейских

служащих Salomon, включавшую равно англичан и жителей континента, которые жеманно

жаловались на то, что приходится слишком помногу работать, он как-то придумал насмешливо-

оскорбительную кличку еврокозлы.

Разделавшись с французами, он вытащил графики, чтобы показать, как следует вести

спекуляции с правительственными облигациями. По ходу его рассказа люди в первых рядах