Он быстренько собрался и выкатился эдаким смущенным колобком. Какое унижение! Потерпеть
поражение от стажеров!
Дошло до того, что даже появление в отделении акций стало неприличным поступком.
Вообразите же наш ужас, когда они приступили к детальному изучению возможных кандидатов.
Байрини объявил, что намерен пообедать с каждым из нас, а это значило, что любой мог
оказаться кандидатом в Даллас, Торговля акциями. Люди запаниковали. Многие пытались
сделать себя в принципе непривлекательными, но мало кто мог похвастаться, что умеет это
делать как следует. Дольше прятаться от глаз специалистов по акциям было невозможно. Никто
не чувствовал себя в безопасности. Поползли слухи, что уже составлен список желательных для
отделения акций кандидатов. Потом пришла ошеломительная новость: отделение планирует
маленький пикник и прогулку на яхте, чтобы получше познакомиться с отобранными
кандидатами.
И все это, увы, оказалось истинной правдой. Байрини отобрал для себя шестерых, имен
которых мы пока не знали. Но потом пришли и приглашения. Четверо из шести были
заднескамеечники, так что определенная справедливость в этом мире все-таки соблюдалась.
Одно получил Майрон Сэмюэлс, который мог над всем этим смеяться, потому что отдел
муниципальных облигаций уже пообещал ему свое покровительство и помощь. Шестое
приглашение получил я.
Я был беспомощен, как бедная женщина, которую насильно выдают замуж, и вот, впервые
увидев чудовищный лик своего будущего мужа, она в отчаянии рыдает. Вот таким теперь я
представлял свое будущее в Salomon Brothers. Влиять на ситуацию я мог только косвенно, через
менеджеров. Из этой западни существовал единственный выход: сохранять безразличие к
отделению акций и возбудить интерес к себе в каком-либо другом отделении. Опасно было
только довести отвращение отделения акций ко мне до такой степени, что они попытаются
уволить меня вовсе. У них, правда, не было особой власти. С другой стороны, чтобы выгнать
меня, большой власти и не требовалось.
Яхта отплывала от южного причала Манхэттена. Человек из отделения акций вился вокруг
нас, расписывая достоинства и прелести рынка акций. Мы лавировали и уходили от него, как
боксеры на ринге. Три минуты постоять на носу, потом - на корму, потом - в машинное
отделение; вот так мы ходили кругами, и яхта казалась все более миниатюрной - укрыться было
негде. Всего час плавания, и начало казаться, что наша яхта не больше крошечной шлюпки.
Вскоре, когда нас стало раскачивать на волнах, кто-то начал цитировать «Мемуары маклера».
Ритуал ухаживания оказался по-солдатски груб и прямолинеен. Нам налили виски, потом
еще, дождались, когда над Манхэттеном взошла луна, обратившая небоскребы Уолл-стрит в
стены и вершины причудливого горного ущелья, и тут директор отделения акций, обхватив тебя
за плечи, начинал говорить, до чего ты талантлив и как было бы замечательно посвятить этот
дар божий заведомо удачной карьере на рынке акций. Подумай об истории! Подумай о культуре!
Я-то как раз в тот момент размышлял о надежном правиле выживания на Уолл-стрит: если тебе
что-то предлагают на чужой яхте, ни за что не соглашайся, иначе уже наутро тебе придется
горько об этом пожалеть. Безысходность помогла мне найти выход из положения.
Майрон Сэмюэлс назвал утро после нашего катания на яхте «утром койота». После лихой
попойки ты просыпаешься и обнаруживаешь рядом с собой женщину, которой никогда прежде не
видел. Ее голова покоится на твоей руке. И вот вместо того, чтобы разбудить ее, ты, как
попавшийся в капкан койот, тихонько высвобождаешь руку и смываешься. В безжалостном свете
утра отделение акций показалось особенно жалким и отталкивающим.
Но охота на нас продолжалась. Нас пригласили на матч в софтбол между нашим
отделением акций и командой одного из их крупнейших клиентов. Директор отделения акций, который предыдущим вечером шептал мне на ухо умиротворяющие слова, теперь даже не
помнил моего имени. Он был слишком погружен в детали организации матча, чтобы его
клиентам не пришлось ни о чем заботиться. Было совершенно понятно, что наша команда
обязана проиграть. Кроме того, мы были должны весело смеяться шуткам другой команды, как
бы чудовищны они ни были. Я несколько раз намеренно промазал подачи, ржал при этом как
безумный - такими уморительно остроумными мужиками оказались наши клиенты - и все
определенней понимал, что верно поступил прошлым вечером, когда заперся в ванной.
По мере того как учебная программа шла к концу, игра в покер лжецов все плотнее
засасывала нас. Воображение большей половины курса было захвачено торговлей облигациями.
Вместо «купить» и «продать», как говорят все нормальные люди, они говорили «спрос» и
«предложение». Будущие маклеры делали предметом торговли абсолютно все, что допускало
числовое выражение, - от счета «Гигантов» в вечернем матче до того, сколько минут
понадобится японцу, чтобы окончательно заснуть, до количества слов на последней странице
газеты «New York Post». Каждое утро многообещающий торговый талант вопил у классной доски:
«Ставлю четвертак против твоего бублика!»