Майкл Льюис

«Джинни Мэй», оставалось в силе: не было уверенности в сроке жизни ипотечных облигаций. И

дело даже не в том, что в досрочном погашении есть что-то плохое. Проблема была в том, что

никто не мог сказать, когда именно случится досрочное погашение. А если ты не знаешь, когда

деньги вернутся к тебе, ты не можешь рассчитать прибыльность. Единственное, что можно было

надежно предполагать, - это что с ростом процента домовладельцы не захотят досрочно

погашать свои долги и срок облигаций до погашения останется неизменным, а с падением

процента операции по рефинансированию закладных будут осуществляться часто. Такое

положение никого не устраивало. Условия предложения на рынке ипотечных облигаций

кардинально изменились за один день в октябре 1981 года, но условия спроса остались

неизменными. Ипотечные облигации действительно были очень дешевы; их было очень много, но никто не хотел их покупать.

Что еще хуже, в нескольких штатах ипотечные облигации по-прежнему не имели статуса

признаваемого законом инструмента инвестирования, с чем Раньери не желал смириться. На

одном совещании он наорал на юриста, которого прежде никогда не встречал: «Мне неинтересно

мнение юристов, я хочу делать то, что я хочу». Раньери стремился обойти законы штатов через

федеральный уровень. И он начал добиваться того, чтобы закладные стали похожи на любые

другие облигации, чтобы у них был определенный срок до погашения.

В конечном итоге он хотел изменить способ получения американцами кредитов на покупку

собственных домов. «Я по меньшей мере хочу иметь право, - заявлял он, - прийти к покупателю

и сказать ему: вот две одинаковые закладные. Одна под 13 процентов, а другая под 12,5

процента. Первую ты можешь рефинансировать когда взбредет в голову, в любое время и по

любой причине. А вот за ту, которая по 12,5 процента, если ты переезжаешь, или умер, или

продаешь свой дом, ты не платишь штрафа. Но если ты проводишь рефинансирование, если ты

ее досрочно гасишь, чтобы взять кредит под более низкий процент, ты заплатишь мне

отступные». Конгресс дал ему право продавать свои ипотечные облигации во всех штатах, но его

более радикальные предложения были отклонены. Домовладелец сохранил право выкупить

закладную в любой момент, и Раньери пришлось искать другие способы, как всучить

институциональным инвесторам свои богом забытые ипотечные облигации.

И он в этом преуспел. «Леви Раньери смог бы продать лед эскимосам», - рассказывает

Скотт Бриттенхэм, сопровождавший его во многих деловых визитах. «Он потрясающе работал с

клиентами, и его никогда нельзя было застать на торговом этаже», - говорит Боб Далл, который

до конца своих дней сохранил привычку захаживать в Salomon. Рассказывает Раньери: «Я

оставил споры с клиентами о досрочном погашении и начал говорить с ними о цене. По какой

цене будут для вас привлекательны мои ипотечные облигации? Должна же быть какая-то цена, при которой их начнут покупать. Сто базисных пунктов над казначейскими [то есть доходность на

один процентный пункт выше, чем у облигаций Казначейства США]? Двести базисных пунктов?

Понимаете, эти штуки были на триста пятьдесят базисных пунктов выше кривой [доходности

казначейских облигаций]!»

Все американские домовладельцы, как один человек, очень ценили свое право выкупить

закладную в любой момент. Они знали, что если они взяли кредит, когда процент был высоким, то смогут вернуть ссуду, когда процент упадет, и перезанять деньги по более низкой ставке. Им

нравилось иметь такую возможность. Можно было даже предположить, что они будут платить за

сохранение этой возможности. Но даже на Уолл-стрит никто не мог заставить домовладельцев

платить за это (да и сейчас не могут, хотя подобрались уже совсем близко). Будучи

прирожденным торговцем, Раньери вычислил, что, поскольку все продают закладные и никто их

не покупает, они должны быть дешевыми. Точнее говоря, он утверждал, что процент, получаемый по ипотечным облигациям сверх того, что выплачивают по правительственным или

безрисковым облигациям, более чем компенсирует инвесторам право домовладельца досрочно

выкупить закладную.

Раньери превратился в весьма причудливую фигуру - олицетворение ипотечных

облигаций. Когда их отказывались покупать, он выглядел травмированным. Создавалось

впечатление, что это сам Раньери оказался продан без покрытия. В 1985 году он говорил

репортеру «United States Banker»: «Те из нас, кто связан с жильем, чувствуют, что рынок требует

с нас слишком большую премию за риск досрочного погашения. На деле это столько не стоит».

Вдумайтесь только, как сформулирована эта мысль. Кто такие «те из нас, кто связан с жильем»?

Сам Раньери никому никаких премий не уплачивал. Леви Раньери, бывший сотрудник отдела

писем и торговец облигациями энергетических компаний, стал борцом за интересы американских

домовладельцев. Это был намного более привлекательный образ, чем прилизанный и лощеный

уолл-стритовский спекулянт.

«Леви любил заводить свою пластинку о строительстве домов для Америки, -

рассказывает Боб Далл. - Когда мы расходились с совещания, я ему сказал: „Валяй дальше, но