Майкл Льюис

Клиент с просьбой продать для него или купить облигации, и приходится ему отвечать: „Прошу

прощения, но у нас как раз маленький праздник обжорства, я отзвоню вам позже"».

И чем больше они жирели, тем, кажется, большее отвращение испытывали к худым. Не

будем лицемерить! Мы гордимся собой такими, как мы. есть! Они шутили, что тощие маклеры из

отдела правительственных облигаций так усердно занимаются бегом в выходные дни, что на

неделе просто не в силах зарабатывать деньги, что было не слишком-то справедливо. Впрочем, и в самом деле никто не получал такой прибыли, как маклеры по ипотечным облигациям. Их

рынок процветал. В конце каждого месяца, вспоминает Энди Стоун, «мы устраивали обед для

всего отдела. Мы гордились тем, что зарабатываем для фирмы вдвое больше, чем отделы

корпоративных и правительственных облигаций вместе. Мы - лучшие. Мать их в хвост и в гриву.

И когда в конце 1983 года Майка Мортару не сделали партнером фирмы, а всех остальных

руководителей торговых отделов сделали, обида объединила всех. Мы сказали: „Мы больше не

работаем на Salomon Brothers. Мы работаем на отдел закладных"».

Группа расширялась, но Раньери заботился о сохранении традиций и сплоченности. В

конце каждого месяца устраивался либо роскошный обед, либо коллективная поездка в

Атлантик-Сити, куда маклеров из других отделов никогда не приглашали. Маклеры по закладным

забирались в вертолет, проводили ночь за игрой в казино и к началу утренней торговли

возвращались на работу. Такого рода вычурные выходки считались обязательными для маклера

со стальными яйцами.

Некоторые розыгрыши стали традиционными. Розыгрыш с чемоданчиком-дипломатом

ведет свое начало с 1982 года, когда в чемоданчике одного маклера, собравшегося в поездку на

выходные, его собственную одежду подменили кружевными дамскими панталонами розового

цвета. В период 1982-1985 годов такого рода шутки повторялись не менее четырех раз. В конце

концов от этого розыгрыша отказались после того, как Д'Антона однажды в пятницу прибыл с

большим опозданием на работу с чемоданчиком для поездки на уик-энд в Пуэрто-Рико. Он начал

хвастать своей удачей и везением перед остальными: «Эх, парни, жалко, что вы не сможете

поехать со мной, ха-ха-ха...» - и т. п.

Для Питера Марро и Грега Ирарди (которого по телефону порой воспринимали как двух

торговцев сразу - Грега и Рарди) это оказалось чересчур. Когда Д'Антона на что-то отвлекся, они

тихонько утащили его чемоданчик. Вытащив оттуда одежду, они натолкали в дипломат

килограммов пять влажных гигиенических салфеток. Подмена была обнаружена только вечером, когда Д'Антона вылез в отеле из душа и хотел переодеться к ужину. Истекая потом, он позвонил

первому подозреваемому - Марро. Тот признался. Это, сказал Д'Антона, совсем не смешно. За

два дня отдыха он семь раз звонил Марро, чтобы напомнить, насколько нелепа эта шутка. Он

изобретал планы мести. Каждое воскресенье Марро просыпался рано утром от звонка, и

Д'Антона мрачно бубнил по телефону: «Я не знаю как, не знаю когда и где, но однажды...»

Отмщение не заставило себя долго ждать, но пало оно на другого. Как обычно, пострадал

не Марро, а его подопечный стажер. Этот бедолага, Гэри Килберг, учился со мной в одном

потоке. Однажды он сам явился на работу с дипломатом. Этим вечером он должен был лететь в

Вашингтон, чтобы, помимо прочего, встретиться с двумя сенаторами США. Опасаясь какой-либо

выходки со стороны Д'Антона, он спрятал свой чемоданчик в шкафчик в кабинете Генри

Кауфмана. Почти прямо перед отъездом в аэропорт ему позвонили. Это был Марро. Стол Марро

располагался не более чем в трех метрах, но, когда двум маклерам нужно было поговорить

тайно, они всегда использовали телефон. Марро предостерег Килберга. «Не говори никому, что я

тебя предупредил, - сказал он, - но лучше бы тебе проверить свой чемоданчик». Крадучись, чтобы никто за ним не проследил, Килберг проверил. Все было в порядке.

Килберг слетал в Вашингтон и вернулся. Поездка прошла гладко. Но когда два дня спустя

он появился на работе, все, увидев его, радостно заржали. Д'Антона веселился больше всех.

«Что это вас всех так развеселило?» - спросил Килберг. «Как слетал?» - поинтересовался в

ответ Д'Антона. «Отлично». «Что значит отлично?» - настаивал Д'Антона.

И тут сразу несколько человек сообразили, что произошло. В тот день, когда Килберг

улетал в Вашингтон, Д'Антона обнаружил чемоданчик с чьей-то одеждой. На чемоданчике

красовался большой золотой вензель в виде буквы «К». «К» относится к Килбергу, верно ведь?

Неверно.

Это был чей-то чемоданчик, но не Килберга. «Тогда чье это?» - спросил маклер, вытаскивая из-под стола пакет с одеждой. «Ты же видишь, все думают», - отозвался Килберг. А

они при этом представляли себе, что разыграли не какого-нибудь клерка, а важного человека.

Они вспомнили про Кауфмана (Генри), про Киммеля (Ли), а потерявши от паники голову, даже

про Коатса (Крейга, руководителя торговли правительственными облигациями). Затем раздался

одновременный вздох раскаяния: «О черт! Что же мы наделали?»