Майская ночь, или Утопленницы

Зеркал поблизости нет. Есть витрина. Тому, что я в ней вижу, радоваться и впрямь не стоит. Вот он, итог полувека: облезлый кумпол, морщинистая мордень. Этакая безжизненная планета, изрубленная ущельями и трещинами. Интересно, как насчет раскаленного ядра: теплится там что-нибудь внутри или выстыло уже до самой середки?

Что делать, против часовой стрелки не попрешь! Жизнь — как папироска перед расстрелом. Укорачивается и укорачивается. Хотелось бы знать, сколько еще до исполнения приговора… А, нет, не хотелось бы! Решительно бы не хотелось.

— Ты же не живешь! Ты все время думаешь!

На это, как всегда, трудно что-либо возразить.

— Знаешь, о чем ты сейчас думал? Когда на него глядел!

— О чем?

— Вот вырастет он, станет взрослым, состарится… Так?

— Н-ну… не совсем так, но…

— От тебя же негативом шибает, как перегаром!

Виновато развожу руки.

— Ты же дышишь на всех! Ты всех заражаешь своим… — У нее не хватает слов.

Так… Руки я уже развел. Что бы мне еще такого сделать?

— Слушай, — зловеще-вкрадчиво говорит она. — А ты повеситься ни разу не пробовал? Как этот твой… Как его? Димка?..

— Ни разу…

— Да неужели? Смотри на меня!

Смотрю. Тоже, знаете, не слишком-то отрадное зрелище.

— Все-таки как я вовремя с тобой развелась!

Вне себя поворачивается и уходит. Уходит, не зная, что срок исполнения приговора будет нам оглашен не далее как завтра. Да я и сам об этом еще не знаю.

* * *

Ничего не изменилось. Почти год живем врозь, а кажется, будто расстались от силы пару дней назад. Ну вот зачем, скажите, назначила она мне встречу на перекрестке? Только для того, чтобы показать внучатого племянника?

Похоже, разведка. Решила удостовериться, сильно ли я без нее несчастлив. Видит: не сильно. Обиделась… Бедняжка! Конечно, развод был неминуем. Поди поживи с неисправимым мизантропом, да еще и склонным к праздномыслию вслух… Ох и влетало мне за это!

— Нет, гляньте! Опять физия унылая!.. Знаешь, почему ты такой? Потому что во всем сомневаешься…

Любимое женское занятие — менять местами причину и следствие. Да, сомневаюсь. Но именно от уныния. Ей-богу! Настолько все вокруг бессмысленно, что усомнишься в чем-нибудь — и тут же повеселеешь.

Словом, пары гнедых из нас так и не вышло: конь в пальто и трепетная лань! Ладно бы еще по молодости лет сошлись, а то ведь у каждого в резюме по неудавшемуся браку, дети взрослые… У меня хоть оправдание: руки у нее были соблазнительные. Хотя почему были? Наверняка и сейчас такие — бесстыдно обнаженные до плеч, просто под плащом не видать.

Не устоял, короче. И сразу же, кстати, был разочарован: раздеваешь ее, а она становится все менее и менее сексуальной…

Надо же! Заражаю! Да если хотите знать, к окружающим у меня отношение самое бережное. Нет, не ко всем, конечно, — только к тем, кто и сам задумался. А неутомимые борцы с негативом — чего их беречь! Они и так неуязвимы. В любую дурь поверят, даже в мировую гармонию, лишь бы на душе спокойно стало.

Один мой хороший знакомый… Ну не то чтобы хороший… Так себе знакомый. Полковник в отставке. Ударился в религию, воцерковился, крест на шею повесил, проповедовать начал за рюмкой. Поразил меня фразой: «Бог создан для того, чтобы нас прощать». Прелесть что за верующий!

И что-то я ему такое ввернул простенькое — вроде бы спросил, как совместить заповедь «не убий» с защитой Родины. Смотрю, а у сокамерника моего в глазах ужас. «Слышь! — говорит. — Ты это брось! А то мы сейчас с тобой в такие дебри залезем, что и не выберемся…»

Милый! Да я в этих дебрях всю жизнь обитаю — и ничего, временами даже неплохо себя чувствую.

— Ты с такими мыслями завязывай! Так и помереть можно…

А как нельзя?

Иное дело Димка. Димку жалко. Жалко до невозможности.

Дачи. Лето. Пыль. Сижу в одиночестве под навесом возле магазинчика, пиво пью. В глубине улочки возникает цветное пятнышко — этакая кривляющаяся клякса. Болтается сразу во все стороны, иногда кажется: вот-вот порвется надвое, а то и натрое.

«Димка», — думаю с невольной ухмылкой.

Все верно, он. Столь расхлябанной походки в округе нет ни у кого. Долговязый разочарованный шалопай. Женат, живет в поселке, состоит в подручных у здешнего каменщика, дачи строит, заборы.

Достигши столиков, присаживается напротив, здоровается со вздохом.

— Зря я от армии закосил, — признается он, помолчав. — Ребята вон из горячих точек вернулись, а мне и рассказать нечего…

— Нашел о чем горевать! Они там такого насмотрелись, что и сами рады забыть, да не могут.

Горестно обдумывает услышанное, потом встает и скрывается в дверях магазинчика. Возвращается с неизменным своим фанфуриком. Запоев у Димки не бывает, хотя и трезвым его не встретишь — вечно он… Чуть не ляпнул «навеселе». Но такое состояние Димке не свойственно.

— Зачем вообще живу? — вопрошает он с тоской.

— С ума сошел?

Не понял. Заморгал.

— Чо это?

— То это! Чтобы такие вопросы себе задавать, привычка нужна. А у тебя ее нет. Слишком все близко к сердцу принимаешь… Вон на Рому посмотри!

— На какого?

— Ну, дача у него… за колодцем…

— А… Это который лыбится всю дорогу?