Майская ночь, или Утопленницы

Существо восседало не то по-человечьи, не то по-лягушачьи и напоминало нескольких зверушек сразу. Было в нем что-то и от лохматого, насквозь пропылившегося кота, и от мелкого жесткобородого терьера. Ну и от суслика, само собой. Шерсть — будто у линяющей белки: клок серый, клок рыжий.

— А чо ты Копченый?

— Дразнят так.

— Кто?

— Другие лешие, — нехотя призналось существо.

— Ты чо, леший? — ошалел Стасик.

— Был.

— А теперь?

— Теперь никто. Сосняк-то сгорел…

— Это не я! — поспешило откреститься кошмарное дитя.

— Да знаю, что не ты… Козлы подожгли какие-то…

— А то не козлы, что ли? — Заключенный осекся, прислушался. Кажется, за дверью кто-то стоял и тоже прислушивался.

Вздыбив жесткую шерстку, леший-погорелец припал к облезлому крашеному полу, готовый в любую секунду порскнуть под кровать или снова обмереть, прикинувшись обломком сосны. Оба ждали, подергают снаружи ручку двери или не подергают. Обошлось, не подергали. Секунду было тихо, потом кто-то, осторожно ступая, удалился.

— Спасибо, — неожиданно буркнул Копченый.

Стасик моргнул. Давненько не говорили ему ничего подобного.

— Чо спасибо?

Права была величественная Наталья Яковлевна — чокал ангелок и впрямь многовато.

— Спасибо, что выручил… Ну, там, на пустыре…

— А чо я тебя выручил?

— Ну так они ж меня вылили…

В это трудно поверить, но, кажется, дитя устыдилось. Само-то оно с какой целью проникло на пустырь? С такой же точно — суслика вылить!

— А чо б они тебе сделали?

— Да в костер бы бросили — и все дела!

— Слушай, — сказал Стасик. — А живи здесь у меня!

— Я тебе что, домовой? — окрысился Копченый.

Голубенькие ангельские глаза (под левым — синячина) восторженно вспыхнули.

— А чо, и домовые тут?

— Нету.

— А чо?

— Какие ж домовые на даче? Вымерзнут за зиму…

Стасик был разочарован.

— Слышь, Копченый… А чо ты такой маленький?

Тот нахохлился, помрачнел.

— Слыхал, небось, присловье? В траве леший вровень с травой идет, в лесу — с лесом… А лес сгорел! Вот и хожу теперь… вровень с травой…

— Тогда в саду живи! У нас вон яблоня трехметровая…

— Без толку, — горестно молвил Копченый. — Яблоня же! Не ель, не сосна…

За дверью снова послышались шаги, и собеседники метнулись кто куда: Копченый — под койку, Стасик — к порогу (вынуть ножку из ручки).

— А почему это ты с табуреткой? — не поняла мама. Всполошилась, вспомнила, что честное слово на этот раз с отпрыска взять забыли, оглядела углы, потолок. Никаких признаков подготовки к побегу. Успокоилась, поджала губы. — Пойдем обедать, вояка… Но имей в виду: с участка теперь — ни ногой!

* * *

От утаенной на обеде котлеты Копченый решительно отказался: сами, мол, ешьте горелое. Придумают тоже — мясо на огне палить! Должно быть, питался одними грибами да ягодами.

Выпущенный из карцера Стасик расположился в самом безопасном месте — среди зарослей крапивы за сараем. Родители туда не совались.

— Слушай, давай я тебя в рощу отнесу, — предложил он Копченому. — Там тополя здоровые…

— Ага! Тополя!.. — огрызнулся погорелец. — Вот в роще-то меня как раз и пришибут…

— Кто?!

— Кто-кто! Ты что ж, думаешь, у нее хозяина нет?

— Тоже леший?

— Тоже…

Оба примолкли, закручинились.

— Стасик, ты где? — вот уже четвертый раз за последние пятнадцать минут позвала мама.

— Здесь, — безутешным голоском отозвался тот.

Вылез из-за сарая и разорвал сердце матери своим несчастным видом.

— Слышу: притих… — сказала она, чуть ли не оправдываясь. К счастью, заметила спрятанный за спину обломок корня и малость взяла себя в руки. — Опять ты с деревяшкой со своей?

— Нужна, — отрывисто пояснил Стасик.

— Зачем? — удивилась мама.

— Все равно нужна…

Пожала плечами, ушла в дом. Стасик снова скрылся за сараем. Бережно положенный на землю смолистый обломок шевельнулся, распушился, открыл глаза.

— Знаешь… — поколебавшись, сказал он. — Отнеси-ка ты меня обратно…

— На пустырь?!

— Ну да…

— Чо те там делать?

— Охранять.

— Пустырь охранять? От кого?

— От других леших.

— А чо они?

— Чо-чо! Увидят, что никого, — место мое займут…

— А как охранять? Они ж здоровые! Вровень с лесом…

— Это они в лесу у себя вровень с лесом!..

Громко стукнула калитка.

— Стасик!.. — басовито позвал отец.

Полчаса назад он отправился куда-то по делам, теперь вот вернулся. Пришлось снова показаться — правда, с менее укоризненной физией, чем в прошлый раз. Судя по угрожающим ноткам в голосе, растрогать сейчас Лариона Космыгина было затруднительно. Что-то еще, наверное, про сына разузнал…

Подошел. Огромный. Мрачный.

— Ты-ы… вот что скажи… — начал он. — Ты Савке хоть раз залепил?

— Яхонту залепил, — со вздохом признался Стасик.

— А Савке?

— Залепишь ему! Он же в драку не лез… вокруг бегал…

— У, гаденыш! — пробурлил Ларион. — Весь в папашу! Жаль, что не залепил! Надо было…

Денег ему, как несложно догадаться, Устрялов-старший так и не занял — сказал, будто все средства вложены в пустырь. Что-то, видать, грандиозное затеял, буржуин, строительство какое-нибудь… Пришлось просить у Натальи Яковлевны.

* * *