— Пахомыч… — позвал Седой, и хрипловатый голос его зазвучал несколько сдавленно. — Мне без Чекана — никак. Молодежь подрастает, борзеет, того и гляди, скинут…
— А мне?! — взорвался лесник, выбросив дым из ноздрей. — Мне как — с твоим Чеканом?..
— «С твоим»! — передразнил лесной гость. — А может, с твоим?
Пахомыч заругался шепотом и загасил недокурок.
— Ладно, с нашим… — пропустил он сквозь зубы.
— Ну… может, опять стрелки на Пегого переведем?.. — с надеждой спросил Седой.
— А думаешь, не пробовал?.. — остервенело огрызнулся Пахомыч. — Первитин уже говорит: достал ты меня уже, говорит, со своим Пегим! Пегий за балкой стаю водит, сюда не суется… Обидел он тебя, что ли?.. Это он — мне!
— Ну! А ты?
— Соврал, что обидел… — нехотя признался лесник. — Собаку, дескать, порвали…
Седой крякнул, смутился.
— Нет, ну с собакой, конечно… — покашливая и не глядя в глаза, признал он. — С собакой моя вина. Не досмотрел… Но она ж сама в лес убегла! А братва-то разбираться не будет: откуда, чья?.. Ты уж не серчай, Пахомыч…
— Да хрен с ней, с шавкой! — отмахнулся лесник. — Дура была…
— Ты хоть предупреди, как новую заводить будешь…
— А на кой заводить-то?.. — Пахомыч невесело усмехнулся. — У меня вон ты есть — никакой шавки не надобно…
Что-то дрогнуло в волчьем лице гостя, блеснули из-под тяжелых надбровий зеленые злые глаза. Конечно, брякнул лесник не подумавши. Сравнить волка с шавкой? Да это все равно что вора в законе ментом назвать! Пахомыч и сам это понял, поспешил загладить бестактность:
— Ну все-все, проехали… — пробурчал он. — Давай-ка лучше об этом нашем… безбашенном…
Разумеется, осознание того, что питомцу его до старости остается года четыре, а то и меньше, с некоторых пор не на шутку беспокоило Пахомыча. Пора было и о смене подумать. Закинул однажды мыслишку — привести волчонка полобастее, поучить кувыркаться через пень. Просьба Седому не шибко понравилась, но волчишку привел. Лобастого. Годовалого.
Для испытания выбрали ту самую поляну, воткнули нож, и Седой на глазах прибылого показал тому, как оно все делается. Однако стоило вожаку перекинуться в человека, волчишка завизжал от ужаса и кинулся наутек. Второго Седой приводить отказался.
А про первого думали: пропадет. Не пропал. Через несколько дней приковылял в стаю без двух когтей на правой передней лапе (в капкан, что ли, так удачно попал?). Седого боялся до дрожи, но готов был теперь идти за ним куда угодно. А крыша, конечно, у Чекана поехала. Такие номера откалывал, что однажды чуть свои не загрызли.
Теперь вот жеребенок…
Седой сидел ссутулившись, уперев локти в стол, играл желваками.
— Значит, иначе никак? — глухо спросил он.
— Никак, — перекривившись от сочувствия, подтвердил Пахомыч. — Ну ты ж сам на него жаловался бесперечь! — вскричал он плаксиво.
— Значит, никак… — еще глуше повторил Седой. Кивнул. Вздохнул. — Ну, стало быть, дело решенное… Давай рассказывай, что вы там надумали.
Но лесник все еще не мог успокоиться.
— Да пойми ты!.. — умоляюще говорил он. — Первитин вообще всех волков в округе выбить хотел — до того взбесился… Я его еле уговорил, чтобы только того… этого… кто жеребенка зарезал… Жеребенок-то непростой, родительница — бывшая чемпионша…
— Короче! — угрюмо прервал его Седой. — Рассказывай давай!
Лесник встал с табурета, подошел к шкафчику, налил стопку и ахнул ее разом. Обернулся. Выдохнул.
— Будет облава, — севшим голосом сообщил он. — Когда будет точно — скажу… Как узнаю, так сразу и скажу… Стае дай знак, чтобы уходили балкой, а сам с Чеканом — во весь мах на мой номер! Ну дальше уж дело мое…
— Не промахнешься?
— А я когда-нибудь промахивался?
Кривая улыбка выдавилась на волчьем лице Седого.
— Да уж… — сказал он и тоже встал. — Ладно. Пора… — снял тулупчик, повесил на гвоздь в углу. — Проводишь?
— Да провожу, конечно…
Снаружи по-прежнему пушил снежок. Подошли к пню, слабо освещенному из окна. Седой потирал мгновенно озябшие плечи.
— Кувыркайся давай, — велел Пахомыч. — А то простынешь нагишом…
— Не простыну, — успокоил тот. — Не впервой… А где, ты говоришь, эта балка? По которой стаю уводить…
— А вон… — Пахомыч повернулся, хотел указать, но охнул и опустился ничком на опушенный наст.
Седой выждал малость, убедился, что дело сделано, и, вынувши клинок из-под левой лопатки лесника, воткнул на место, в центр годовых колец — благо дырка в кривом сугробике виднелась отчетливо.
Отступил на шаг, перекувырнулся через пень — и вот уже посреди темного двора стоял матерый волчище со вздыбленным седым загривком. Не глядя на лежащего, он снова подступил к древесному обрубку и ударом лапы выбил нож, навсегда отрезая себе путь в мир людей.
Повернулся — и сгинул в ночи.
А снег, похоже, зарядил надолго. К утру припорошит все следы.
Образец
Как грустно грабить дачу поздней осенью! Хозяева перебрались в город, домишко брошен, нет в нем жилого духа, не чувствуется человеческого тепла.
Но с другой стороны, когда еще грабить-то? Не летом же!