Пришло лето с белыми ночами. Во дворе общежития молодых летчиков доживал последние дни сугроб талого снега, иссеченный свинцовой тяжестью сорвавшихся с крыши капель. Под забором просыхала поленница дров, и круглые торцы сосновых поленьев медленно желтели под солнцем, как шляпки подсолнухов.
Радостное чувство не покидало Олега Белова с самого утра, когда он после зарядки вышел во двор обтираться холодной водой. Остро запахло смолой, словно он оказался в сосновом лесу. Он удивленно оглянулся и увидел кладку дров, прошитых насквозь белыми стежками плесневых грибов. На круглых срезах с годовыми кольцами блестели янтарные капли. Он стал с наслаждением обламывать смолу и растирать между пальцами, жадно вдыхая терпкий запах. Не признавался, что устал от дождей и туманов, до боли соскучился по деревьям, шелесту листьев. Нетерпеливо ждал настоящего тепла и жаркого солнца.
Месяц назад Олег Белов начал летать первым пилотом Ми-8 с нравом самостоятельного подбора площадки. А это означало, что он мог работать в экспедициях и поисковых партиях и сажать вертолет в любой точке.
Память вернула его к тем беспокойным дням ожидания, когда в эскадрилью пришел приказ выделить вертолет для работы на Харасавэй. Ачкасов закрылся в кабинете с начальником штаба эскадрильи, и они принялись обсуждать кандидатуры. С детских лет Олег упрямо считал, что стоит захотеть сильно и все сбудется. Для исполнения желания только надо три раза громко крикнуть: «Я хочу, я хочу, я хочу!» Ложась однажды спать, он быстро сказал заветные слова: «Я хочу лететь на Харасавэй, я хочу лететь на Харасавэй».
— Олег, ты что бредишь? — удивленно спросил Томас Кузьмичев, отрывая голову от подушки. — Ты не заболел?
— Спи!
Всякие мысли не давали долго уснуть. Ачкасов не захочет послать его в дальнюю командировку, в эскадрилье есть более опытные летчики, но он тут же заспорил с самим собой: «Надо смелее выдвигать летчиков. Во время войны не обращали внимания на возраст. Георгий Иванович Нецветаев летал на Пе-2 фотографировать немецкую оборону?» А его отец? Им было по двадцать два года! Он старше их — ему уже двадцать четыре. Надоело слышать: молодой летчик. Мысленно перечитывал знакомую карту Ямала. Она перестала быть для него мертвой. Вычертил маршрут полета. За широкой Обью произойдет первая встреча с озерами Яро-то и Тэран-то. А потом сотни километров полета над тундрой через болота и озера до рек Ирибий и Ясовей-яха. Он устремлялся все дальше на север к Байдарацкой губе. Во время полета он будет поддерживать радиосвязь с аэродромами Нового порта, мыса Каменный и Сей-яхой. Будь он на месте Ачкасова, обязательно бы послал его, Олега Белова, в Харасавэй.
Хотя и распалял себя Олег Белов, а особых надежд не питал, что комэска пошлет его на Харасавэй. Вздыхая, утром отправился на аэродром.
— Как дела, сынок? — встретил вопросом в штабе Ачкасов летчика и с особой заботой похлопал по плечу. — Запланировал тебе полет на Харасавэй. Завтра вылетать. Будешь работать в экспедиции.
От неожиданной радости Олег едва удержался на ногах. Он даже забыл, что надо поблагодарить командира. С мальчишеским азартом, не чувствуя под собой ног, помчался на второй этаж, перескакивая сразу через несколько ступенек, чтобы поделиться неожиданной новостью с Томасом Кузьмичевым. По дороге попался Нецветаев.
— Григорий Иванович, завтра я лечу на Харасавэй! — выпалил он одним духом. Командир звена давно стал для него самым дорогим человеком. Олег тянулся к Нецветаеву, чувствуя в нем отцовское участие и постоянную заботу.
Нецветаев понял состояние летчика. Перед каждым вылетом его тоже охватывало подобное чувство, и оно не притуплялось новыми полетами. Он считал, что летчики похожи на художников, а полет — на творчество. Его постоянно поражали неповторимые рисунки облаков, удивляли глубокая синева неба, краски лесов, рек и озер. От времени картины менялись, и знакомые места выглядели каждый раз по-новому.
— Олег, склеишь карту для полета, отыщи меня! — сказал Нецветаев и добавил: — Я летал в марте. Погоняю тебя по маршруту. Советы старика не помешают. Полет трудный, предупреждаю заранее.
— Спасибо.
Ачкасов скрывал свое волнение. Целый день старался не отпускать от себя экипаж Белова. Инструктировал, давал разные советы. Казалось, он все время проверял самого себя, не забыл ли сказать самое главное.
Олег Белов тяготился такой опекой. Ему хотелось самому покомандовать подчиненными, услышать, как зазвучит его голос. Он верил в экипаж. Вторым пилотом с ним летел молодой летчик Касьян Горохов, блондин, смешно окающий, как все волжане. Он прекрасно играл да аккордеоне и никогда не расставался со своим инструментом. Посмеиваясь, говорил: «Учился в Горьковской консерватории, а стал летчиком!»
Бортмехаником должен был лететь Вася Березкин, Вась-Вась. Ачкасов отдал его из своего экипажа.
Олег Белов быстро подружился со своим экипажем. Бортмеханика слушался во всем, понимая, что опыт на Севере даром не дается.