Письма матери из Одессы Олег читал нетерпеливо. Казалось, они приходили из другого мира, пропитанные горячим солнцем, сохраняя запах цветущих акаций. Вспоминал о солнечных и беззаботных днях детства. Купание в море, ловлю на самодур селедки и скумбрии. Чтобы не пугать мать, не писал ей о пережитых сибирских морозах, пургах и долгих туманах. Здесь было все по-другому. Синел снег на широкой Оби. Ледоход поражал воображение. По реке медленно проносились огромные льдины, наталкиваясь друг на друга. Высокая вода залила луга, низины и озера.
В дождливые дни солнце встречали, как долгожданный праздник. На аэродроме снег таял быстрее, открывались небольшие поляны, и проглядывали колкая трава и стелющиеся березки.
По дороге на аэродром Олег Белов замечал стайки перебегавших белых куропаток.
Летчики в эскадрильи много рассказывали об удивительной осенней охоте на озерах и реках. Убивали на пролете гусей и уток. Ачкасова называли лучшим охотником. В спор часто вмешивались рыболовы. С удочками и спиннингами они выезжали на Полярный Урал ловить тальму и хариусов.
Олег Белов не знал, отдать ему предпочтение охоте или рыбной ловле.
Томаса Кузьмичева не трогали рассказы охотников и рыболовов. В свободное время он присаживался к столу и занимался чеканкой. Завалил комнату обрезками латуни и алюминия.
Олегу Белову нравилось увлечение друга. Он часами следил за его работой, стараясь научиться увлекательному искусству.
Туманы закрывали летное поле аэродрома. И такие дни летчики эскадрильи проводили в учебных классах, нетерпеливо посматривая со второго этажа на молочные облака. Иногда доносился гул взлетавших тяжелых лайнеров. Они уходили в Москву и Тюмень.
— Живут люди, — вздыхал Томас Кузьмичев и лохматил длинные волосы. — Передовая техника. Полеты без ограничения! Командир! — обращался он к Ачкасову. — Я усвоил: в марте мы не летали. Был месяц Большого обмана по ненецкому календарю. Наступил май — месяц Отела, а я налетал тридцать часов. Как называется месяц туманов? А, командир?
— По-ненецки? — спросил Ачкасов, хмурясь.
— А как же иначе?
— По-ненецки — плохой месяц туманов, — сказал комэска серьезно. — А по-русски — плакал наш квартальный план перевозок.
— Месяц — Плакал план! — засмеялся Олег Белов. Ему все больше и больше нравился малоразговорчивый, неулыбчивый командир эскадрильи. Ачкасов не терпел, когда летчики слонялись без дела по комнате из угла в угол. Особенно раздражал телевизор, и он запрещал его включать в рабочее время.
— Кинофильмы смотрят вечером, — говорил он назидательно и хмурил черные брови, сросшиеся на переносице. — А летают и учатся днем. Время надо уметь ценить. Дни летят быстро, не успел оглянуться — месяца и нет! Смотришь, уже и год прошел!
Олег Белов заметил, что Ачкасов не любил повторять приказания дважды. Никогда он не повышал голоса, но в минуту недовольства у него хмуро сдвигались брови и жгучим становился взгляд. Глаза комэска теплели, когда он рассказывал о своих детях или об очередном вылете на вертолете. Он был влюблен в Ми-8. Говорил о нем, как о живом существе. Приезжая на аэродром, в любую погоду направлялся к своему вертолету и долго стоял около него, а потом не спеша обходил все стоянки машин.
От ангара начинался «железный ряд» — стоянка неисправных вертолетов. На одном меняли лопасти, на других движки или производили профилактический ремонт.
«Железный ряд» всегда расстраивал Ачкасова. Проходя мимо него, он хмурил черные брови. Вызывал к себе инженера эскадрильи.
— На Ямале сорок три дня весна, — говорил он строго, не повышая голоса. — Точно высчитали штурмана. Туман скоро кончится. А на чем будем летать? У меня в эскадрильи несколько экипажей без лошадок!
— Командир, — инженер сосредоточенно листал затертую записную книжку, — все машины выйдут в срок. Даю честное слово!
— Если бы все ваши честные слова можно было складывать в копилку, я бы стал самым богатым человеком, — угрюмо бросил Ачкасов. — Нужен точный график. Васильев на планерке каждый день переходит на трясучий режим. Все помнит и ничего не забывает. У него не ваш блокнот, а амбарная книга. «Железный ряд» весь зарисован!
Однажды в туманный день, когда облака с реки наползали на аэродром и голосисто перекликались гудками пароходы, в учебный класс к летчикам вошел Ачкасов. Лицо радостное, глаза светятся, как будто получено задание на полет.
Олег Белов смотрел на командира и терялся в догадках: чему тот радовался?
— Командир, вы случайно не выиграли по лотерейному билету «Жигули»? — спросил старший летчик. — Я выехал из дому на первом автобусе. Не успел газету прочитать. Может быть, там написали?
— Никто не знает? — Ачкасов смотрел на летчиков и качал головой. — Кому же я проболтался? Я выиграл. Если здесь есть счастливцы, могут испытать свое счастье. Игра похожа на лото. Победитель получает коробку шоколадных конфет или мою зажигалку. — Он подбросил вверх никелированную зажигалку.
— Командир, пожалеете о зажигалке, — с вызовом сказал Томас Кузьмичев и протянул широкую руку. — Позвольте полюбопытствовать? Надо знать, бензиновая или газовая?