Читаем Майские ласточки полностью

«Решили снять Павла Гавриловича с буровой. Меня сватали, — подумал про себя Нетяга, — а я отказался. Кожевников куда умнее оказался, чем дипломированные проектировщики. Без дороги нельзя строить. Скоро за порчу земли и пожары будут судить. Эдигорьяна и Кочина еще взгреют».

— Я на озеро иду. Утки там сели.

— А где ружье?

— Я не буду стрелять. Интересно посмотреть, где утки сделали гнездо.

— Без ружья нет смысла топать.

— Кому как, — задумчиво сказал инженер. — Много бьют дичи и не соблюдают сроков охоты… Ты сам знаешь! Мне надо обмозговать одну вещь. Я считал шаги, а ты меня сбил. Придется начинать сначала. Павлу Гавриловичу скажи, что я на подлость не пойду. Понял?

— А чего не понимать! Как сказали, так и передам. Шуруй, Волга, лед пошел!

Кожевников пытался вспомнить тревожный сон. С трудом открыл глаза и сразу же увидел черную глыбу бульдозера. Он застыл на куче насыпанного песка, как памятник. Буровой мастер вспомнил вчерашнюю сцену с трактористом, который, нещадно шаркая черными руками по негнущимся полам пиджака, матерился, а потом, прихрамывая, медленно заковылял в сторону «Горки». Он представил хорошо знакомую дорогу, исхоженные не один раз десятки километров по берегу моря. Так же будут убегать кулички, прокалывая мокрый песок острыми шильцами, и звать за собой. Он не думал, что птички развлекут злого и возбужденного тракториста. Тот шел ругаться с начальником гаража: не прислали самосвалы с песком для дороги, и он зря простаивал без работы.

Буровой мастер внимательно выслушал разъяренного тракториста. Смотрел, как он сжимал и разжимал замасленные кулаки, похожие на гири. Больно резанула одна фраза и оскорбила, но он сдержался: «Затеяли канитель с дорогой, а нам, работягам, расхлебывай!»

Ясно, что тракторист говорит от имени бригады. Значит, им недовольны.

До него только сейчас дошел истинный смысл фразы о незаслуженном обвинении. Тракторист не мог сам придумать, а слушал он рабочих его бригады. Нелепые картины сна запрыгали перед глазами рваными кусками ленты. Около буровой вышки шла драка. Мелькали разбитые лица в крови, рабочие выплевывали выбитые зубы. Самым ловким оказался Гали Рамсумбетов. Ударами детского кулака сбивал одного за другим рабочих. «Прекратить сейчас же драку!» — кричал Кожевников остервенело и старался растащить мужиков в разные стороны. «Ты кто такой, чтобы мне приказывать? — огрызался Гали Рамсумбетов и, раскидывая державших его рабочих, рвался к буровому мастеру. — Вот ты мне и нужен, Павел Гаврилович! Ты мне нужен!»

«Я буровой мастер!»

«В гробу я видел такого мастера. Был у нас настоящий мастер Николай Евдокимович Чеботарев. Золото, а не человек. Молоток, мужик! Такого поискать надо. Орденоносец! А ты так, ни рыба, ни мясо. Фасону много, а дела нет. Зарабатывать мы когда будем? А, мастер? — он грозил вытянутым пальцем. — На энтузиазме одном не проживешь. Не проживешь. Должна быть материальная заинтересованность! — он размахивал сжатым блокнотом. — Здесь записано, мастер! Записано, сколько я недополучил!»

«Приснится же такая чепуха», — подумал Кожевников и порывисто зашагал к буровой. Странная сухость во рту немного озадачила: не простудился ли он. Перебирая день за днем, почувствовал себя одиноко. Пока ему нечем гордиться. Дорога не отсыпана. Разъяренный тракторист пошел требовать работу с заработком, не веря никаким обещаниям и заверениям начальников. Не махнуть ли и ему так же решительно рукой. Катитесь вы все…

И вдруг почувствовал острый укол в груди. «Сердце подводит», — прикусывая губы от боли, подумал он. И, вместо того, чтобы шагать к буровой, где все уже сто раз проверено и отлажено, он решительно повернул к культбудке. «Затеяли канитель, а нам, работягам, расхлебывать!» — повторял он фразу раз за разом, чувствуя, как наливаются слова металлом, тяжелеют. «Затеяли канитель с дорогой, а нам, работягам, расхлебывать».

Кожевников встретил на узкой дорожке Сергея Балдина. Сутулясь, как все высокие люди, он, не спеша шел к буровой.

— Что забыл?

— Лебедку надо смазать.

— Я приказал слесарям затавотить все подшипники и смазать шестерни.

— Слышал. Так ведь не повредит, — посмотрел на мастера близко посаженными глазами и закончил с усмешкой: — Конь любит овес и ласку, а машина — бензин и смазку!

— Смазку? — переспросил Кожевников и поскреб пальцами колючий подбородок. — Не верите, что когда-нибудь закончат дорогу? Виновных искать не будут — есть Кожевников!

— Вашей вины нет, мастер, — спокойно сказал Сергей Балдин. — Заскучали мы без работы. Надоело матрацы протирать! А что дорога нужна — слепому ясно.

Кожевников с благодарностью пожал руку буровика с сухими полукружьями твердых мозолей. Почувствовал себя увереннее. Один единомышленник есть. «Надо собрать бригаду и поговорить начистоту. Неизвестно, сколько потребуется еще недель для отсыпки. Каждый невыход самосвала на работу, каждая поломка на руку Эдигорьяну и Кочину!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека рабочего романа

Истоки
Истоки

О Великой Отечественной войне уже написано немало книг. И тем не менее роман Григория Коновалова «Истоки» нельзя читать без интереса. В нем писатель отвечает на вопросы, продолжающие и поныне волновать читателей, историков, социологов и военных деятелей во многих странах мира, как и почему мы победили.Главные герой романа — рабочая семья Крупновых, славящаяся своими револю-ционными и трудовыми традициями. Писатель показывает Крупновых в довоенном Сталинграде, на западной границе в трагическое утро нападения фашистов на нашу Родину, в битве под Москвой, в знаменитом сражении на Волге, в зале Тегеранской конференции. Это позволяет Коновалову осветить важнейшие события войны, проследить, как ковалась наша победа. В героических делах рабочего класса видит писатель один из главных истоков подвига советских людей.

Григорий Иванович Коновалов

Проза о войне

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза