Макамы

— О сообщество тех, кто к Мекке спешит, разумеете вы, что вам предстоит? Вполне ли вы сознаете, на что решились, к чему идете? Быть может, вы думаете, что в Мекку хождение — это выбор верблюда и пути прохождение? Или ваших седел подгонка? Иль на спины верблюдов вьюков пригонка? Или вы полагаете, что хаджжа свершение — лишь утомление и тел истощение, от дома родного удаление, с детьми разлучение? Нет, клянусь Аллахом, прежде чем верблюда седлать, грех из помыслов нужно изгнать. Прежде чем к Каабе[221] стопы приблизить, надо свою гордыню унизить. Следует также без рассуждения выказать богу повиновение и, прежде чем в дальний путь пуститься, подумать о том, как с людьми обходиться.

Клянусь тем, кто правила для паломников установил и в темную ночь их на правильный путь устремил, не очистит тех омовение, для кого обычно в грехи погружение, а обнажение тел не искупит преступных дел. Грязный грешник не должен иметь надежды, что сотрет с него грязь белизна одежды, что если изаром он обернется, то от прегрешений своих навек отвернется. Нет, не избавит бритье головы от зла, которое содеяли вы, а стрижка волос[222] не очистит надолго того, кто не чист в исполнении долга. Стояние на горе Арафат[223] помогает лишь тому, кто взоры свои горе́ обращает! В Мине[224] благословение получает только тот, кто зло на добро меняет, а след Ибрахима[225] узрит лишь тот, кто следуя истине живет. Радость от хаджжа[226] лишь тот обретет, кто людям радеть не устает. Знайте, Аллах к тому милосерден, кто чист и до хаджжа был в вере усерден, кто умел угождением богу усладиться, прежде чем из святого источника[227] напиться, кто от покровов греха отказался до того, как с одеждой своей расстался, кто на доброе дело был тороват до того, как встать на горе Арафат.

Затем говорящий голос возвысил, так что дрогнули горные выси. Его услышали и глухие, когда он сказал стихи такие:

Ты думаешь, верблюда оседлать
И ночи напролет в пути не спать —
В том хаджжа смысл? Поверь, мой друг, о нет:
Хаджж — это благочестия обет!
Хаджи[228]

все страсти должен обуздать —И к истине святой пути искать.
Ты щедрость к людям прояви, хаджи, —
Просящему ни в чем не откажи!
Условие исполнишь — жди плода,
А нет — и не оставит хаджж следа:
Пожнешь, притворщик, тяготы пути —
Не благо, что в пути хотел найти.
Не снищешь ты награды и хвалы,
А честь твоя не избежит хулы.
Ты с ношей добрых дел, о брат, приди
К тому, с кем ждет нас встреча впереди:
Всевидящ он — и знает наперед,
Кто чист пред ним, кто хитростью живет.
Спеши творить ты добрые дела,
Пока к тебе кончина не пришла:
Коль смерть свою предупредишь добром,
Не станет стук ее нежданным злом.
Будь скромным, даже если, возлюбя,
Судьба венец возложит на тебя.
От каждой тучи ты дождя не жди,
Хоть кажется: вот-вот польют дожди.
Тот мудр, в ком независтлива душа,
Кто дни свои проводит не спеша:
Ведь станет жалким гордый человек,
А резвый — успокоится навек.

Продолжал рассказчик:

— Оплодотворил он бесплодье наших умов волшебными зернами слов, от которых ароматом Абу Зейда тянуло. И тотчас к нему меня потянуло, однако я остановился, подождал, пока он кончил стихи и с холма спустился. В страницы лица его мне хотелось вчитаться и до самой сути его добраться. Подошел я к нему поближе, пригляделся и вижу: это он, Абу Зейд, что слова, как жемчужины, нижет, тот, кого я, как лекарство, ищу и всегда без него грущу. Поспешно шаги к нему направив, я его крепко обнял, как лям обнимает алиф[229], и вместо в Мекку идти предложил, но он отказом меня огорчил, сказав:

— В этом хаджже я дал обет ни с кем не делить обед и в пути ни за кем не идти, спутниками не отягощаться и с лицемерами не общаться.

Затем он, торопясь, от меня убежал, а я его взглядом провожал, взор свой видом его насыщал, горькие вздохи ему вслед посылал. Вот он на песчаном холме остановился — словно в засаде расположился. И когда увидел, что тронулся в путь караван, он в ладоши ударил, как в барабан. И продекламировал: