Макароны по-флотски

И – выдернули. А кто б сомневался? Ясен пень, выдернули – ещё бы, вчетвером-то... торжественно так выдернули, с грохотом и звоном. Только не Петю, конечно, а папу невесты, за ремешок. Из неустойчивого равновесия. Кондора во фраке и без штанов. С бумажкой в другой руке. Даже не успевшего выйти с голой жопой из сладострастных раздумий. Вместе с запахами. Прямо в объятия любящей дочки и заржавшего Буцефалом жениха.

А вот как раз это и называется: «табло».

УСТАМИ МЛАДЕНЦА, ИЛИ ГОВОРЯТ ДЕТИ

...Зима. Морозно. Вечер. Автобус. Битком. В салоне пар.

Пар оседает на стёклах мелкими… нет, мельчайшими каплями, искрящимися в неверном холодном свете проносящихся за окнами уличных фонарей. Люди едут домой – кто с работы, кто со службы. Они устали и почти не разговаривают между собой.

На коленях у розовощёкого кап-три в помятой шинели с истёртыми погонами сидит такой же розовощекий карапуз, замотанный в пушистый шарф. На детской меховой шапке пришпандорен офицерский краб – такой же, как и у отца, только якорёк отломан. Папа устало дремлет, чуть склонив голову, а сынок со скуки проводит пальчиком по запотевшему стеклу автобусного окна – взить! Потом смотрит на папу и снова – взить-взить! взить-взить! – и, наконец, добивается своего: папаша открывает слипшиеся веки:

– Прекрати.

Его глаза снова закрываются, но опять – взить!

– Я что, неясно сказал? Прекрати.

Скучающая в автобусе публика невольно обращает внимание – больше-то не на что. Взить!

– Прекрати, кому сказано? Двадцать раз говорить нужно? – папа основательно встряхивает отпрыска и глядит строго. – Сколько раз тебе нужно сказать одно и то же, чтоб до тебя дошло?..

Пацан молчит, нахохлившись. Смотрит в мокрое стекло и обиженно сопит.

– ...и в кого ты только такой тугой? Никак не пойму.

«Тугой» сопит.

– А? Ну скажи вот, в кого?

Пацан поворачивает голову к папе:

– В тебя.

Поразительно, но это откровенное признание рисует на папиной роже мину удивления.

– Как это?

Автобус слегка хихикает, ибо уже есть с чего.

А пацан неожиданно гнёт правду-матку и таки выгибает:

– В тебя, в тебя!

– Что значит – «в меня»?

Автобус уже приготовился к просветлению.

– В тебя! Тебе мама сколько раз говорила, чтобы ты в ванну не ссал? А ты всё равно ссышь и ссышь...

Автобус едет дальше, раскачиваясь, потому как такое вообще-то называется «табло» (см. предыдущий рассказик).

А вот ещё табло, раз уж тема такая.

Рейсовый катер «Мутовин» везёт пассажиров из Петропавловска в Приморский – в жутко закрытый гарнизон, который теперь с чьей-то лёгкой руки называется Вилючинск. Путь занимает час. Через всю Авачинскую губу – почти ровно девять миль.

В салоне привинчены не самые уютные дерматиновые кресла, довольно подранные уже и скорее похожие на обшарпанные и протёртые скамейки со спинками. Старинный чёрно-белый телевизор сломан (а как же!); в козла никто не играет, потому что общественные фишки давно спёрли. Кто читает газету, кто дремлет, кто вышел перекурить, кто обратно зашёл... Дизель противно тарахтит, в салоне душно и скучно. За окном пробегают волны и проплывают гористые берега входных мысов бухты Крашенинникова.

Напротив молодой жгучей брюнетки с огромными карими глазами и короткой юбкой полуоткинулся в кресле красавец-каплей с шикарными чапаевскими усами. Тужурка расстёгнута, неуставной галстук с неуставной опять же заколкой в виде БПК 61-го проекта.

Каплей буравит брюнетку пронзительным взглядом, но без толку: та не обращает на него абсолютно никакого внимания, потому как на правом безымянном пальце у неё сверкает золотое колечко, а на соблазнительнейших коленках восседает симпатичный большеглазый охламон. Охламону тоже скучно, он ёрзает туда-сюда, упрямо не желая сидеть на одном месте. Он ковыряет в носу, щиплет маму за янтарные клипсы и вообще демонстрирует жажду общения.

Неожиданно до каплея доходит простая – простейшая! – мысль: возможный путь к сердцу молодой мамы лежит прямо по ортодромии через общение с сыночком. Каплеева морда растягивается в предвкушающе-довольной улыбке. Затем он весело делает охламону «козу», обольстительно смеётся и произносит вкрадчиво:

– При-вет!

– Пливет, – недоверчиво отвечает пацан.

– Тебя как зовут?

Пацан оборачивается на маму и, не увидев на её лице явного «дробь, не наблюдать», докладывает каплею:

– Меня зовут Во-ова...

– А меня зовут дядя Витя. Давай дружить?

– Длузыть? – снова взгляд на маму, которую всё происходящее вроде как интересует не более чем политические распри в Родезии.

– Дава-ай…

Каплей исподтишка смотрит на красавицу-маму, ждёт реакцию. Та снисходительно даёт молчаливое «предварительное добро» на дальнейшие прения, но по-прежнему неприступна, как самая великая китайская стена сразу после сдачи в эксплуатацию. По крайней мере, внешне. Однако что-то в её глазах говорит, что это просто пока… Ну конечно!.. Нельзя же вот так сразу, в лоб… Надо тонко, в обход... Так, так, так…

Каплей, уверенный в предстоящем успехе, гордо поглаживает своё главное достоинство (усы, конечно) и продолжает переть тем же курсом:

– А твою маму как зовут?