Макароны по-флотски

Бывают тупые замполиты (кто ж не знает?). Бывают тупые старпомы – но это только так кажется: ты вот стань старпомом стратегического атомохода, а я посмотрю. Тупых командиров не бывает по определению – всё же шестнадцать ракет, в каждой по семь буйных голов, кто ж тупому доверит? Опять же: стань командиром, и я посмотрю. А вот с тупым командиром БЧ-5 лодка просто обречена. Она либо никогда не отвалит от пирса, либо отвалит, но вскоре все будут рыдать, поминать и читать убийственные совсекретные директивы Главного штаба. Тьфу, тьфу, тьфу.

Предфинишная упала «на зачёт», а через десять минут и финишная. В коридоре послышался громовой диалог, в котором некто голосом «деда», то бишь командира БЧ-5, любезно предложил кому-то поцеловать и оседлать чей-то распаренный лингам. После этого дверь шваркнула, и в кают-компанию ввалился хозяин раскатистого баса, зажавший под мышкой неимоверную пачку актов, ведомостей и накладных.

– Прошу добро, Сан-Петрович… всё состоялось, и больше никаких проблем с заглушками. Я обещаю.

3

– Добро, Николай Аркадьич. Вот все бы так…

– Имею право? – механик вопросительно глянул на командира лодки, а затем на стоявший около него стакан без подстаканника. В стакане было налито нечто прозрачное как раз на два пальца.

– А то ж. Конечно, имеешь, – милостиво разрешил командир.

И еле заметно пожал плечами, поскольку в стакане была обыкновенная вода, которой командир только что запивал ядрёное шыло. Механик схватил вожделенный стакан и залпом опрокинул в рот, но глотать пока не стал – понятно почему. И наступила минута, которую принято именовать «момент истины».

Выплюнуть несусветную гадость не позволял этикет. Проглотить же мешала обычная брезгливость, обида и досада на несправедливость окружающего мира. Человека (а тем более – флотского офицера), настроившегося глотать спирт, не обрадует ни коньяк, ни бренди, ни ром, ни самогонка. Чего уж там говорить про банальную и даже пошлую пресную воду из-под краника.

Поскольку момент истины затянулся, командир неспешно подвёл итоги:

– Что ж, братцы-кролики, план на день выполнен практически на все сто, и это вселяет надежды. Ура, поскольку могло быть хуже. Соответственно: время – двадцать полста; так что все, кому положено – по домам. Завтра трудный день, я бы даже сказал – ужасный. Завтра ответственные работяги придут чинить наш чахоточный торпедный аппарат. Поэтому не усугубляйте, товарищи. Николай Аркадьич, вы всё?

Глаза механика выражали остекленелость, обычно присущую взгляду голубой акулы. Он судорожно кивнул; вода всё ещё продолжала оставаться во рту.

– Товарищи офицеры, прошу не добивать раненого матадора, – сказал командир, улыбнулся и встал из-за стола.

И только когда все вышли, Коля сплюнул обратно в стакан застоявшуюся во рту мерзость под названием «аш-два-о».

Это не экипаж, это сволочи, растаманы и готтентоты. Ну разве не так?

Не так. Потому что не сволочи, а конченые сволочи. Ведь и двух дней не прошло, как…

Короче, Коля опять носился по отсекам с пачкой актов. Следом за ним на цыпочках трусили свежеоплодотворённые командиры дивизионов БЧ-5. До выхода из дока оставалась неделя, а на подводной лодке, как ни крути, всё железо замыкается на электромеханическую боевую часть. Работы – груда, и даже больше. Именно поэтому Коля, законченный хохол и потому страстный любитель сала, пропустил раскладку этого самого сала всё в той же кают-компании.

На этот раз происходило вечернее проставление доктора, которому не то ЗАГС, не то суд наконец-то дал развод, причём дал без проволочек. Распоряжался за столом, как и положено, старпом, который в деле собственных разводов и последующих свадеб заслуженно считался непревзойдённым докой. Кроме положенного докторского шыла, на стол лёг солидный шмат настоящего украинского сала – прощальный привет от бывшего тестя-шахтёра.

– Где механик? – спросил командир лодки, хотя ответ знал заранее.

– На Пульте, тащ командир, – ответил всезнающий ракетчик.

– Будем ждать? Семеро одного…

– Сан-Петрович, я ему уже трижды сказал. А он – «щас» да «щас».

– В ином случае я бы говорил о неуважении к сослуживцам, – сказал командир и сглотнул слюну. – Но не в этом. Ладно... Старпом, поехали. Видит Бог, мы приложили все силы, чтобы соблюсти протокол. Ну что ж, док… с освобождением тебя. От пут, так сказать…

– За свободу!

– За свежий воздух!

– Док, будь здоров.

Короче, через четверть часа сало безвозвратно кончилось. В прозрачной же ёмкости ещё было.

– Дед убьёт, когда узнает, что без него сало сожрали, – сокрушённо сказал штурман.

– Кого? – спросил минёр.

– Всех, – ответил штурман с печалью. – Кроме командира и старшего помощника.

– А ты не ссы, Виталь-Лексеич, – ракетчик вдруг блеснул глазами. – Всё будет в ажуре. Прошу добро, товарищ командир?

– Валяй, – пожал плечами тот, хотя и не знал коварный замысел командира БЧ-2.

Он был уверен в своих офицерах, как в самом себе – хороший командир хорошего экипажа.

Через пять минут повелитель шестнадцати семиголовых драконов приволок пластинку белого фторопласта размером десять на пятнадцать и толщиной миллиметров пять.