Макароны по-флотски

Юный лейтенант Саша Нелюбов сдавал экзамен по ТБ. В строгой и неподкупной комиссии самым младшим по званию был аж целый капитан третьего ранга. Саша сильно робел, поскольку был лейтенантом на скорую руку – со среднетехническим образованием. Его нагрудный знак имел буквы ВУ («велосипедное училище», «вроде учился», «выпить умеем»…).

– Берите билет, – ласково предложила комиссия.

Саша взял. Содержимое билета гласило: «Меры безопасности при эксплуатации сосудов, работающих под давлением». Саша загрустил.

– Тема обширная, – понимающе сказала комиссия, – а потому осветите-ка нам, пожалуйста... м-м... ну, скажем, меры безопасности при эксплуатации конкретно баллонов со сжатым воздухом. Вопрос ясен?

Вопрос более чем ясен. В течение последующих пятнадцати минут Саша мучительно выдоил из себя абсолютно всё, что помнил про баллоны. Он даже вспомнил, что в природе есть приказ номер сто двадцать пять, в котором про эти баллоны написано. Саша заунывно канючил, а комиссия всё так же понимающе кивала, вникая в Сашину белиберду. Потом комиссии это надоело.

– Ну, хорошо, достаточно, – вздохнула комиссия.

«Достаточно» – это означает, что комиссии всё ясно. Ибо они порой тоже немного люди и тоже не в состоянии долго выслушивать абсолютный бред.

– Будем считать, что требования приказа вы нам как бы изложили... А вот не могли бы вы привести какой-нибудь реальный пример нарушения техники безопасности при эксплуатации баллонов? Из жизни флота? Ибо теория теорией, а...

Хо! Из года в год, из уст в уста фольклор передаёт один и тот же печальный случай, произошедший где-то на Аральской военной флотилии, то есть на Северном Балтийско-Тихоокеанском флоте (а он и в самом деле имел место там быть, и не однажды). Другого примера Саша не знал и, немножко собравшись с духом, несколько сбивчиво, но убедительно его изложил. Вкратце. Комиссия слушала с неподдельным интересом.

Что, мол, как-то раз напились бражки два обормота-матросика, а потом один из них для прикола и вставил другому в задницу (там дырочка такая есть) штуцер трубопровода от баллона – пипку такую на сто писят атмосфер – и открыл, сволочь, вентиль...

– Ну и?.. – комиссия хотела, чтобы Саша подвёл итог.

И Саша подвёл:

– Ну и... эта... баротравма лёгких...

ВОЛЬНОЕ НА ФЕКАЛЬНУЮ ТЕМУ

Когда я был маленьким и смотрел кино про войну, я всё время задавал маме вопрос: а что делают на войне солдаты, когда хотят это... покакать? Видимо, уже тогда я чувствовал, что стану офицером. Мама, пожимая плечами, объясняла мне, что если воину захочется – ну отошёл рядом в кустики и сделал свои дела. A la guerre comme a la guerre. И всё. И ничего тут такого нет.

Я же, с детства привыкший к горшку, а потом и к универсальному тазу, долго не мог понять – как же так? А если бой? А если атака? А в танке? Опять же, представить себе отошедшего во время затишья в кустики солдата я, напрягшись, ещё мог. Сложнее было с писающим генералом. Они ведь, вроде, тоже иной раз писают, хоть и в окопах не сидят. Или с какающим адмиралом... Второго я до сих пор не могу себе представить, хотя дослужился до капитана третьего ранга и видел за свою службу очень многое, в том числе и отчаянно писающего полковника.

Я тогда был на первом курсе и зашёл в гальюн (ну, надо было) – а гроза училища полковник Коротков там стоял у писсуара. В одной руке он держал чемодан с секретными учебниками, а в другой – это самое. Я с перепугу ему честь отдал, а у него руки-то заняты; он был без головного убора и честь мне тоже отдал – чётким поворотом головы в мою сторону. Не прекращая основной процесс. Полковник Коротков у нас был начальником кафедры уставов и тактики морской пехоты. Дисциплину соблюдал даже при отправлении естественных надобностей, являя собой положительный пример для будущих офицеров.

Тут я ещё вспоминаю, как зарулил я, будучи начальником патруля, в самый что ни на есть общественный туалет возле севастопольского Аквариума, а там сидел молодой матросик в огромной бескозырке – так вот, он испуганно вскочил и старательно приветствовал меня отданием воинской чести, не натягивая штанов... Я его, понятно, тоже. Что мне, жалко?

Между прочим, американские вояки не пойдут в бой, если им не выдали туалетную бумагу и не поставили возле окопов химический гальюн. Ха-ха-ха. В этом смысле наши просто непобедимы – Штаты могут даже не пыжиться. Нашему военному можно выкладывать своё где захочется – возможно, я неправильно понял, что мама имела в виду, но опыт службы показывает, что наши люди в погонах в этом смысле как бы всё время на войне. От слова «всегда».

До сих пор помню пожелтевшие ёлочки, мимо которых мы, курсантики, пробегали во время физзарядки. Старшина командовал: «Рота, стой!», и под колючие деревца обильно текло. Пять дней в неделю по утрам – полторы тысячи звенящих струй, и чихать на то, что с улицы Ефремова мы как на ладошке со своим отправлением. Ёлочки, кстати, ничего, говорят, до сих пор растут, и даже с шишками, хоть и хвоя ржаво-рыжего цвета.