– Хочешь скормить меня Макбету? – усмехнулся Ленокс. – Как ты скормил нам Ангуса?
– Ленокс, у меня не было другого выхода, как и у тебя. Он угрожал моим родным.
Ленокс сдался и откинулся на подушку:
– И что ты мне приготовил? Нож? Яд?
– Да. Вот этот, – Кайт помахал микрофоном.
– И этим ты обираешься меня убить?
– Не тебя. Макбета.
– Как это?
Уолт Кайт отложил в сторону микрофон, расстегнул дождевик и протер запотевшие очки.
– Когда Тортелл позвонил мне, я понял, что у них достаточно докзательств против Макбета. Тортелл уговорил врачей дать мне пять минут, поэтому нам с тобой надо поторопиться. Расскажи обо всем, и я поеду в студию и выпущу программу в эфир, прямо сейчас, безо всякой редактуры.
– Посреди ночи?
– Я успею до полуночи. Достаточно, если хоть кто-то ее услышит. И узнает твой голос. Слушай, я нарушаю принципы журналистской этики и отказываюсь проверять твои слова, потому что хочу спасти…
– Собственную шкуру, – сказал Ленокс, – хочешь опять перебежать на другую сторону. Чтобы играть за победителей.
Кайт открыл рот. И снова закрыл его. Сглотнул. И заморгал.
– Признай это, Кайт. Это не так тяжело, ты не один такой. Мы с тобой не герои. Мы обычные люди, которые, возможно, слишком сильно мечтали стать героями, но которым пришлось выбирать между жизнью и принципами. И мы сделали выбор, свойственный самым обычным людям.
Кайт улыбнулся:
– Ты прав. Я был напыщенным ханжой, высокомерным и трусливым.
Ленокс вздохнул:
– А если бы тебе дали возможность, думаешь, ты поступил бы иначе? – Леноксу казалось, что теперь за него говорил морфин. – Если бы у тебя появился шанс, думаешь, ты поступил бы иначе?
– В смысле?
– Ты стал бы другим человеком? Заставил бы себя принести в жертву нечто большее, чем твое собственное самолюбие?
– Что, например?
– Ты смог бы поступить как настоящий герой, зная, что для этого придется пожертвовать славой уважаемого репортера Уолта Кайта?
Макбет закрыл глаза. Ему хотелось проснуться, избавиться от очередного дурного сна и бесконечной ночи. В шкафу позади него стояло радио, и раскатистое «р» говорящего отдавалось в ушах пулеметным стрекотом.
– Итак, старший инспектор Ленокс, обобщим рассказанное вами. Вы утверждаете, что комиссар Макбет стоит за убийствами комиссара полиции Дункана и старшего инспектора Банко, а также массовым убийством байкеров, называющих себя Рыцарями севера, расстрелом семьи старшего инспектора Дуффа и расправой над лейтенантом Ангусом, в которой, выполняя приказ Макбета, принимали участие вы сами и старший инспектор Сейтон. Ранее сегодня днем комиссар полиции Макбет вместе с начальником гвардии старшим инспектором Сейтоном и лейтенантом Олафсоном совершил неудачную попытку покушения на бургомистра Тортелла.
– Верно.
– На этом я хотел бы поблагодарить старшего инспектора Ленокса, который сейчас находится в больнице Святого Георгия. Считаю своим долгом подчеркнуть, что так как данная запись сделана при свидетелях, она может использоваться в суде в том случае, если Ленокс тоже будет убит. Ну, а теперь, мои дорогие радиослушатели, я, Уолт Кайт, хочу признаться в своей причастности к убийству лейтенанта Ангуса. Я пожертвовал вашим доверием ради Макбета, комиссара полиции и убийцы. Угрозы в адрес меня самого и моих близких, безусловно, являются смягчающим вину обстоятельством, и я собираюсь воспользоваться этим фактом во время судебного процесса надо мною. Однако то, что меня возможно запугать и сделать орудием в чужих руках, неприемлемо для моей профессии. Я предал сам себя, и я предал вас, а это означает, что сейчас вы слышите меня, репортера Уолта Кайта, в последний раз. Я буду скучать о вас сильнее, чем вы обо мне. Докажите, что вы лучше меня, – идите на улицу и свергните Макбета. Спокойной ночи, и да благословит Господь наш город.
Из колонок послышалась знакомая мелодия.
Макбет открыл глаза. Нет, он по-прежнему находился в своем кабинете, Сейтон все еще лежал на диване, а Олафсон сидел на стуле. И радио по-прежнему играло.
Макбет встал и выключил его.
– Ну что? – спросил Сейтон.
– Тсс, – прошипел Макбет.
– Ты что?
– Да помолчи же ты! – Макбет сжал пальцами переносицу. Он совсем вымотался, так, что утратил способность соображать. А соображать нужно было быстро – следующие несколько часов решат его судьбу. Пора было готовиться к битве за город.
– Мое имя, – сказал Олафсон.
– Ты о чем?
– По радио меня назвали по имени, – он глупо улыбнулся, – у меня еще ни про кого из родственников по радио не рассказывали.
Макбет вслушивался в тишину. Шум автомобилей, ровный гул моторов – куда он подевался? Город словно затаил дыхание.
Макбет встал:
– Пошли.
Они вошли в лифт и, спустившись в подвал, прошли мимо гвардейского знамени с красным драконом.
Сейтон открыл склад оружия и включил внутри свет.
Мальчик стоял на коленях между пулеметами, привязанный к сейфу, и испуганно смотрел на вошедших.
– Мы отведем его в «Инвернесс», – сказал Макбет.
– В «Инвернесс»?
– Здесь нам оставаться небезопасно, а из «Инвернесса» мы сможем крутить Тортеллом, как захотим.
– Кто это – мы?