Макбет

– Поэтому спать ты, Тортелл, сегодня не пойдешь. У тебя есть несколько часов, чтобы подписать указ о введении чрезвычайного положения. Он должен вступить в силу до рассвета, и если я утром включу радио и не услышу о том, что в городе введено чрезвычайное положение, то Каси умрет.

Молчание. Макбету показалось вдруг, что рядом с Тортеллом стоит еще кто-то. По словам Сейтона, завершить операцию в Святом Георгии им помешали четверо, и трое из них – это Дуфф, Малькольм и Кетнес.

– Значит, ты хочешь убить моего сына. И как же ты собираешься жить с этим дальше, а, Макбет? – говорил Тортелл смело, но беспомощность скрыть ему не удалось.

Макбета накрыло отчаяние, к которому, как он вдруг осознал, он оказался не готов. Впрочем, он быстро стряхнул с себя это чувство. Голос бургомистра дрожал, а значит, он, Макбет, оказался прав: ради мальчишки Тортелл пойдет на все что угодно.

– Иммунитет. Чрезвычайное положение. Что-нибудь да придумаю, бургомистр.

– Я не о судебном обвинении говорю, а о твоей собственной совести. Ты превратился в чудовище, Макбет.

– Чтобы превратиться в кого-то, надо все время им быть, Тортелл. Ты сам тому доказательство, ты всегда готов продаться тем, кто больше заплатит.

– Макбет, ты слышишь – гремит гром? И ты все еще веришь в то, что день завтра будет ясным и солнечным?

– Да, Тортелл, потому что я приказал, чтобы день был солнечным. Но если ты мне не веришь, узнай, во сколько завтра восход, и сам все увидишь. Ну а теперь прощай… – Макбет положил трубку.

Кусочки хрусталя сверкали и переливались. Значит, люстра слегка раскачивается. Возможно, причина тому – теплый воздух, поднимающийся к потолку, а возможно, незаметные для человека колебания земной коры, а может, просто свет поменялся. Однако существовала и четвертая возможность. Не исключено, что он сам слегка изменил положение и теперь смотрит на люстру под другим углом. Макбет вытащил из кармана кинжал. Против пуль и брони он бессилен, но Леди права – лишь серебром можно отогнать привидений. Он уже несколько дней не видел ни Банко, ни Мередит, ни Дункана, ни того молодого байкера. Макбет поднял руку и погрозил кинжалом люстре.

– Джек!

Ответа не последовало.

– Джек! – крикнул он громче.

По-прежнему тишина.

– Джек! Джек! – отчаянно закричал он, так громко, что, казалось, горло вот-вот разорвется.

В дальнем углу зала открылась дверь.

– Вы звали, господин Макбет? – Голос Джека эхом разнесся по залу.

– Леди не проснулась?

– Нет, господин Макбет. Может, пора ее будить?

Макбет провел пальцем по лезвию ножа. Сколько он уже не притрагивался к наркотикам? И как же ему не хватает сна, крепкого, глубокого, без сновидений… Надо пойти к ней, лечь рядом и сказать, что они уезжают: «Ты и я, мы уезжаем отсюда, туда, где нет ни города, ни «Инвернесса», где не существует ничего и никого, кроме нас с тобой». Ей понравится, она согласится, ей хочется этого так же, как ему. Они заблудились, но путь назад существует, и они вернутся туда, откуда пришли. Ну конечно, этот путь есть, просто сейчас его не видно. Нужно поговорить с ней, и она покажет ему этот путь, поведет его за собой, как вела всегда. Так чего же он медлит? Что за странное предчувствие мешает ему подняться туда, почему он тянет время и сидит в этом холодном зале, когда мог бы лежать в объятиях любимой?

Макбет повернулся и посмотрел на мальчика, которого Сейтон привязал к блестящему шесту посреди комнаты. Надел на его тонкую длинную шею кожаный ошейник, совсем как на собаку. И теперь мальчишка неподвижно сидел на полу, как собака, и не сводил с Макбета больших коричневых глаз. Он глядел на него не отрываясь с того самого момента, как они пришли сюда.

Досадливо скривившись, Макбет вскочил.

– Пойдем разбудим ее, – сказал он.

Звук их шагов тонул в лежавшем на лестнице толстом ковре, и Макбету показалось вдруг, что они с Джеком – привидения. Подойдя к двери, Макбет вытащил связку ключей и долго пытался отыскать нужный. Он рассмаривал каждый из них, словно искал ответ на какой-то неведомый вопрос.

Наконец он отпер дверь и вошел внутрь. Свет был выключен, но через не до конца задернутые шторы в окно заглядывала луна. Макбет остановился и прислушался. Гром стих, и в наступившей темноте город будто притаился и выжидал.

Ее кожа была белой, почти бескровной, волосы рыжим веером разметались по подушке, а веки казались прозрачными.

Подойдя к ней, Макбет положил руку ей на лоб. Тепло еще не покинуло ее. Рядом с ней на кровати лежал листок бумаги. Макбет поднял его. Она оставила всего несколько строчек:

Макбет повернулся к замершему на пороге Джеку:

– Она не дождалась.

– Ч-что?

Макбет пододвинул к кровати стул и уселся на него. Не для того, чтобы быть к ней ближе, нет. Ее здесь уже не было. Просто стоять стало невыносимо.

Он услышал сдавленный стон Джека и понял, что тот увидел шприц, по-прежнему торчащий из ее вены.

– Она…

– Да. Она м-м-м-мертва.

– И сколько…

– Д-д-долго.

– Но я с ней разговаривал…