«Македонские легенды» Византии

Одним из его соратников в этом деле явился итальянец Аргир Мелит, урожденный аристократ города Бари. Сын лангобардского аристократа Мела, поднявшего в 1009 г. восстание в Апулии против власти Константинополя, и римлянки, дука Апулии с 1042 г., он стал горячим пропагандистом объединения усилий Византийского императора и Римского епископа. Это была авторитетная и сильная личность, имевшая большое влияние на внешние события. Достаточно сказать, что в 1042 г., когда возникла апостасия Маниака, император Константин Мономах много сделал, чтобы привлечь Аргира на свою сторону; и это в немалой степени предопределило победу над мятежником[897]. Как утверждали современники, Аргир был в таком почете у северных рыцарей, что они взялись помогать василевсу против Маниака не из-за денег, а исключительно из уважения к Аргиру[898].

В 1050 г. его назначили катепаном Италии, дали титул магистра, и в течение долгого времени Аргир проживал в Константинополе, ведя переговоры с императорским двором и патриаршим окружением о перспективах союза с Римом.

Альянс Константинополя и Апостольской кафедры был объективно выгоден обеим сторонам. Норманны, овладевшие многими областями Южной Италии, уже вплотную придвинулись к границам папских владений. Местное население, затерроризированное варягами, дошло до такой степени ненависти к ним, что, по словам одного очевидца, «почти невозможно для нормандца, даже если он – паломник, было появляться в итальянских городах без риска стать похищенным, ограбленным, избитым или закованным в цепи, если только он не испустит дух в темнице».

Ситуация усугублялась тем, что император Генрих III, презрев родственные узы, принял от норманнов вассальную клятву и был глух к просьбе двоюродного брата и Римского епископа защитить папские владения. А уступка норманнам герцогства Беневенто, являвшегося папской собственностью, сама собой определила вектор внешней политики Льва IX. И хотя зимой с 1050 на 1051 г. население Беневента вскоре изгнало своих новых правителей и просило папу принять их под апостольский омофор, ни Французский король, ни Западный император не откликнулись на призыв Римского епископа о помощи.

Единственным и неожиданным союзником Рима стал, как уже отмечалось выше, император Константин IX, которого Аргир убедил в том, что норманны представляют угрозу бо́льшую, чем папа, германцы и лангобарды вместе взятые. Все попытки купить у норманнов мир и выкупить захваченные ими итальянские владения Византии ничего не дали. Оставалась одна надежда – вместе с Римским епископом победить врага, для чего следовало погасить некоторые межцерковные конфликты между двумя кафедрами. Как показала история, Аргир оказался пророчески прав в своих оценках.

Лев IX в ту минуту также склонялся к союзу с Византийским василевсом, политика Рима, как всегда, была далеко не прямолинейной и неоднозначной. С одной стороны, понтифик хотел при помощи византийцев разгромить норманнов, с другой – думал о тех выгодах, которые ему могли бы обеспечить северные пришельцы, завоевав императорские владения в Южной Италии и положив конец владычеству в этих землях Константинопольского патриарха. Все же первый вариант казался апостолику более актуальным, и он продолжил переговоры с Мономахом через Аргира. В результате стороны договорились действовать сообща: папа собрал армию, основу которой составили швабы, к которым присоединились итальянские ополчения. Византийская армия должна была догнать папские войска уже в походе[899].

Но тут в дело активно вмешался сам Константинопольский патриарх. Как уже говорилась выше, Михаил Керулларий был личностью, более подходившей для царства, чем для патриаршества. Отличительной чертой его нравственного облика являлись твердость характера, поразительное честолюбие и властность. Он был невероятно последовательным в своих решениях, очень злопамятен, хотя, когда причина гнева проходила, нередко остывал и прощал виновного.

Михаил был довольно образованным человек, хотя и слабо сведущим в богословии и, особенно, в каноническом праве. Величественный, он проходил во время службы по храму, внушая страх и трепет самим своим внешним видом. Одетый для официальных мероприятий в пышные одежды, должные подчеркивать его высочайший статус, Михаил в обыденной обстановке был настоящим аскетом, ничего не тратя лично на себя[900].

Безусловно, от Керуллария не укрылась новая тенденция в отношениях между императором и папой, которую патриарх оценил для себя как однозначно негативную и чрезвычайно опасную. Он опасался (видимо, небезосновательно), что союз Константина IX Мономаха и папой Львом IX может привести к возврату Римскому епископу епархий, переданных при императорах Льве Исавре и св. Никифоре Фоке Константинопольскому патриарху. И затеял собственную дипломатическую и аппаратную игру, должную обеспечить интересы столичной кафедры.