«Македонские легенды» Византии

Разумеется, Лев Мудрый был не тем человеком, которого пугали препятствия. Желали того отдельные клирики или нет, но он решил похоронить Евдокию, как Римскую царицу, и привел свой замысел в исполнение: 20 апреля 900 г. она была погребена в храме Святых Апостолов[137].

Вновь император остался один и, чтобы не нарушать строгий этикет, царящий во дворце, венчал императрицей свою дочь от первого брака Анну, как царицу, что, конечно, не решало главной проблемы – рождения наследника. Этот шаг отчетливо свидетельствует о том, что первоначально Лев Мудрый не собирался жениться, а если и искал новую супругу, то не для плотских утех, а с целью обеспечить Византии законного преемника царской власти[138]. В принципе наследником могла стать и его дочь, но Анна уже была сосватана за Людовика III Слепого (880—928), короля Нижней Бургундии, затем Италии и впоследствии императора Западной империи. Правда, по неизвестным причинам этот брак так и не состоялся.

И нет ничего удивительного в том, что в 902 г. Лев Мудрый сошелся с Зоей Карбоносиной («черноокой»), от которой надеялся получить наконец-то наследника, что было невозможно с правовой точки зрения без его законного бракосочетания с пассией. Для укрепления своей позиции и достижения цели (брак с Зоей) Лев VI возвел на патриарший трон друга детства и приемного брата (его крестным отцом выступил сам император Василий I Македонянин) Николая Мистика (901—907 и 912—925). Ранее он являлся секретарем царя, «мистиком», откуда и получил свое прозвище.

Однако вскоре выяснилось, что этот выбор был, мягко говоря, неудачным. Во вновь поставленном патриархе внезапно обнаружилась сильнейшая тяга к власти и желание сосредоточить в одних руках (естественно, своих) все нити управления и Церковью, и государством. Он полагал само собой разумеющимся открыто оспаривать акты царя и вообще свысока смотрел на императора, которого считал по статусу ниже себя.

«Его бессердечие и черствость в отношении тех, кому он раньше выказывал самую низкую лесть, были непреклонны; без всяких зазрений совести, без пощады он топтал своих врагов ногами, готовый при этом во всякую минуту, если бы счастье повернулось и собственная выгода того потребовала, вновь стать их крайне почтительным и самым верным слугой», – давал нелицеприятную характеристику Николаю один исследователь, и к этим словам сто́ит прислушаться[139].

Ученик и племянник св. Фотия, хара́ктерный и один из самых образованнейших людей своего времени, Мистик вовсе не собирался уподобляться покорному воле императора св. Стефану или св. Антонию II Кавлею. Конечно, в перипетиях последующих событий присутствовал и личный аспект неприязненных отношений патриарха к василевсу и его отпрыску (очевидно, скрытая месть за дядю, который был смещен с патриаршей кафедры решением царя), но это было не главным.

Личность нового патриарха не следует ни демонизировать, ни идеализировать. Как и св. Фотий, Николай Мистик являлся человеком идеи и отдавал ей себя всего целиком, не размениваясь на «мелочи», к которым он относил вопрос о преемственности царской власти и личности будущего императора. Убежденный в превосходстве священнической власти над царской, он делал все, чтобы новый принцип получил право на жизнь в Византийской империи. Однако эта идея шла вразрез с устоявшейся практикой управления Римским государством и Церковью и вела прямым ходом к грядущему разрыву отношений с Римской кафедрой.

Встретились два решительных характера, ни в чем не уступающие друг другу, и Льву VI пришлось уже в ближайшее время с опаской поглядывать в сторону патриарших палат. Отсутствие законного наследника являлось, собственно говоря, его личной проблемой, поскольку брат царя Александр официально также являлся императором, а потому после смерти Льва становился законным преемником власти. Отношения с ним у Николая Мистика складывались самые лучшие, а настрой мыслей и душевные качества соимператора навевали куда более позитивные и оптимистичные мысли в голове столичного архиерея, чем личностные качества Льва Мудрого, серьезно стеснявшего клерикальную партию.

11 мая 903 г. император со свитой как обычно явился в храм Св. Мокия, день памяти которого отмечался, и тут на него неожиданно набросился некий человек с дубиной в руках. Только чудо спасло императора: орудие убийства в полете столкнулось с паникадилом и потому удар, пришедшийся на Льва Мудрого, был заметно ослаблен. Все же рана оказалась серьезной, хотя и не смертельной. Преступника поймали – им оказался некий Стилиан – и долго пытали, пытаясь найти сообщников, но тот так ничего и не открыл. Однако этот инцидент зародил в душе Льва VI подозрения, что покушение было организовано окружением его брата Александра при тайном и молчаливом согласии патриарха Николая Мистика. По-видимому, эти мысли были далеко не безосновательными, но подозрения, как известно, к делу не пришьешь, а потому никто из подозреваемых не пострадал[140].