Махабхарата. Рамаяна

Внезапная мгла опустилась мертвящим покровом
На поле, что было повито закатом багровым.

Но в сумраке ночи, гасящей дыханье живое,

Вражда и победы желанье усилились вдвое.

Свирепые ратники в битве ночной, беспощадной

Сшибались, рубились, окутаны тьмой непроглядной.

«Ты — ракшас?» — «Ты — кто, обезьяна?» — во мраке друг с другом

Они окликались, мечами гремя по кольчугам.

В бронях златокованых демоны с темною кожей

На горы огромные в сумраке были похожи, —

Лесистые горы с обильем целебного зелья,

Где блеска волшебного склоны полны и ущелья.

На рать обезьянью, вконец ослепленные гневом,

Ужасные ракшасы лезли с разинутым зевом.

На ракшасах темных брони златокованы были,

Но войском Сугривы они атакованы были.

На древки златые знамен обезьяны кидались,

В коней, колыхавших густые султаны, вцеплялись.

В клочки разрывали они супротивные стяги,

Слонов и погонщиков грызли в свирепой отваге.

И стрелы, что были, как змеи, напитаны ядом,

Метали два царственных брата, сражавшихся рядом.

И ракшасов тьму сокрушили, незримых и зримых,

Опасные стрелы царевичей необоримых.

В ноздрях и в ушах застревая, взвилась крутовертью

Колючая пыль меж земной и небесною твердью.

Мешая сражаться, она забивалась под веки.

По ратному полю бежали кровавые реки.

Гремели во мраке мриданги, литавры, пана́вы

[271].Воинственных раковин слышался гул величавый.

Им вторили вопли пронзительные обезьяньи,

Колес тарахтенье, коней исступленное ржанье.

Тела вожаков обезьяньего племени были

Навалены там среди темени, крови и пыли.

Там ракшасов гороподобные трупы лежали,

И дротиков груды, и молотов купы лежали.

Земли этой, взрытой и кровью политой, дарами

Казалось оружье, что грозно вздымалось буграми.

Как будто земля, где цветов изобилье всходило,

Мечи и железные копья теперь уродила.

И тьмой грозновещей, как в день преставления света,

Кровавое поле сражения было одето.

И демоны Раму обстали во мраке кромешном

И тучами стрелы метали, смеясь над безгрешным.

Ужасные эти созданья ревели бурлящим

В ночи океаном, конец мирозданья сулящим.

Но выстрелил Рама из лука по их средоточью

Шесть раз — и пронзил он шестерку Летающих Ночью:

Свирепого Яджнашатру́, брюхача Махода́ру,

И Шу́ку, и Ша́рану — смелых лазутчиков пару.

Весьма пострадал Ваджрада́мштра, Алмазноклыкастый.

Почти без дыханья уполз Махапа́ршва, Бокастый.

Слал Рама в места уязвимые, без передышки,

Свои златоперые стрелы, как пламени вспышки.

Все стороны света, при помощи меткой десницы,

Мгновенно расчистил Владетель большой колесницы [272].

Лишь стрелы во мраке сверкали огня языками

Да грозные ракшасы гибли в огне мотыльками.

Сражения ночь озарялась обильным свеченьем,

Точь-в-точь как осенняя ночь — светляков излученьем:
Там стрел мириады блистали златым опереньем!

И сделался грохот литавр оглушительней вдвое,

И ракшасов яростный вой устрашительней вдвое,
И бой в непроглядной ночи сокрушительней вдвое.

Громам, пробудившим Трехрогой горы подземелья,

В ответ загудели пещеры, овраги, ущелья.

С хвостами коровьими и обезьяньим обличьем,

Бросались гола́нгулы [273]в битву с воинственным кличем.

Бойцы черношерстые, пользуясь мрака укрытьем,

Весьма огорошили ракшасов кровопролитьем.

Тут Ангада в битву ввязался, воитель достойный.

Его благородный родитель был Валин покойный.

А Раваны сын, Индраджит, соскочил с колесницы,

Поскольку в сраженье лишился коней и возницы,

Призвал колдовство на подмогу, окутался дымкой,

И, загнанный доблестным Ангадой, стал невидимкой.

Одобрили боги великого мужа деянья.

«Отменно! Отменно!» — воскликнула рать обезьянья.

Тогда Индраджит побежденный почувствовал злобу.

Воистину ярость ему распирала утробу.

Владея от Брахмы полученным даром чудесным,

Пропал из очей Индраджит, словно став бестелесным.

Потомок властителя Ланки, вконец озверелый,

Он мечет в царевичей Раму и Лакшману стрелы.

Он мечет в них стрелы, незримый, усталый от битвы.

Блестящи они, точно молнии, остры, как бритвы.

В обоих царевичей, посланы этим злодеем,

Впились ядовитые стрелы, подобные змеям.

Они, с тетивы напряженной слетая без счета,

Опутали воинов храбрых тела, как тенета.

Коварный Индраджит в обличье явном

Не взял бы верх над Рамой богоравным.
Он, отведя глаза двум братьям славным,
Царевичей сразил в бою неравном.