Махабхарата. Рамаяна

Услышали ракшасы, что им сказал повелитель,
И сборищем буйным бегут в Кумбхакарны обитель.

Душистых цветов плетеницы несут, благовонья

И прорву еды, чтоб ему подкрепиться спросонья.

Пещера, окружностью с йоджану, вход необъятный

Имела и запах цветов источала приятный.

Но вдохов и выдохов спящего грозная сила —

Вошедших бросала вперед и назад относила.

Был вымощен пол дорогими каменьями, златом.

На нем Кумбхакарна, внушающий страх супостатам,

Раскинулся рухнувшим кряжем и спал беспробудно

В своей исполинской пещере, украшенной чудно.

Курчавился волос на теле, что силой дыханья

Коробилось, изображая змеи колыханье.

Найри́ты дивились ноздрей устрашающим дырам

И пасти разинутой, пахнущей кровью и жиром.

Блистали запястья златые, венец лучезарный.

Раскинув могучие члены, храпел Кумбхакарна.

Втащили несчетных убитых животных в пещеру.

Их туши свалили горой, наподобие Меру.

Из многих зверей, населяющих дебри лесные,

Там буйволы были, олени и вепри лесные.

Вот риса насыпали груду, — не видно вершины!

Мясные поставили блюда и крови кувшины.

Стеклись йатудханы, как тучи, несущие воду.

Куреньями стали дымить Кумбхакарне в угоду.

Сандалом его умастили богов супостаты.

Он спал и гирлянд благовонных впивал ароматы.

Летающие по Ночам затрещали в трещотки,

В ладони плескать принялись и надсаживать глотки.

И в раковины, что с луной соревнуются в блеске,

Немолчно трубили, но звук не будил его резкий.

От грома литавр, барабанов и раковин гула

Творенья пернатые с третьего неба стряхнуло. [276]

Но спал Кумбхакарна, — лишь птицы попадали с тверди.

Тогда принесли булавы и комлястые жерди,

И ну молотить по груди его каменной скопом:

Кто — палицей, кто — булавой, кто — дубьем, кто — ослопом.

Одни Кумбхакарну утесом расколотым били,

Другие тяжелой кувалдой иль молотом били.

Хоть было их тысяч с десяток в упряжке единой,

Далеко отбрасывал ракшасов храп исполина.

Мриданги, литавры гремели вовсю, но покуда

Лежал Кумбхакарна недвижной синеющей грудой.

Коль скоро его пробудить не смогли громозвучьем,

Прибегли к дубинам, и прутьям железным, и крючьям.

Плетями хлеща по коням, по верблюдам и мулам,

Топтать Кумбхакарну их всех понуждали огулом.

И демоны спящего молотами колотили,

Колодами плоть Кумбхакарны они молотили.

И раковин свист раздавался в лесах густолистых,

И гром барабанный в горах отзывался скалистых.

Дрожала прекрасная Ланка от свиста и гула,

Но чудище спало, и глазом оно не сморгнуло.

И в тысячу звонких литавр ударяли попарно,

Схватив колотушки златые, но спал Кумбхакарна.

Не мог светозарный проснуться, послушен заклятью,

Хоть в ярость привел он свирепую ракшасов братью.

Хоть за уши стали кусать и кувшинами в уши

Лить воду ему — не смогли пробудить этой туши!

Хоть молотом по́ лбу его колотили до боли

И пряди волос выдирали, кинжалом кололи,

«Шата́гхни»

[277]скрепили канатом и двинули разом,Но не шевельнулся гигант, не сморгнул он и глазом.

Слонов у него пробежало по брюху до тыщи,

Но был пробужден Кумбхакарна потребностью в пище.

Не стадо слоновье, не глыба, не древо, не молот

Его разбудили, а чрево пронзающий голод.

И твердые, словно алмаз иль стрела громовая,

Он выпростал руки свои, многократно зевая.

Был рот Кумбхакарны подобен зияющей пасти,

И вход в преисподнюю [278]напоминал он отчасти.

Был этот багровый зевающий рот по размеру

Взошедшему солнцу под стать над вершиною Меру.

Был каждый зевок, раздирающий пасть исполину,

Как ветер высот, налетающий с гор на долину.

Обличьем был грозен пещеры проснувшийся житель,

И гневно блистал он очами, как бог-разрушитель [279].

Глазищами с голову демона Раху, коварно

Луну проглотившего, дико сверкал Кумбхакарна.

И сразу неистовый голод с великим стараньем

Он стал утолять буйволятиной, мясом кабаньим.

И, снедь запивая кувшинами крови и жира,

Хмельное вкушал этот недруг Властителя мира.

Когда наконец от еды отвалился он, сытый,

Летающего по Ночам обступили найриты.

Он встал перед ними, могучий, как бык перед стадом.

Собратьев обвел осовелым и заспанным взглядом.

Весьма огорошенный тем, что внезапно разбужен,

«Скажите, — спросил дружелюбно, — зачем я вам нужен?»