– Да, конечно, – сказала Анис. – Только вещи соберём…
– А сетку сожги, – сказала знахарка, указывая на полог босой ногой, но не прикасаясь к нему. – Там яд.
Бенгальский инцидент вызвал изрядную озабоченность в Лондоне, на Пэлл-Мэлл. Отчёт о происшествии, чуть было ни закончившимся гибелью Государственного бактериолога, составил и передал руководству консультант Джейсон Смит из управления военной разведки. Отчёт был снабжён комментариями и выводами, в его основу легла подробная информация, полученная от агентов Управления в Калькутте и отправленная с пометкой «Срочно!» по телеграфной линии Бомбей-Лондон.
Джейсон Смит, «открывший» доктора Хавкина для Британии, продолжал, в меру необходимости, курировать его и в Индии: в военном министерстве отдавали себе отчёт в том, каков научный калибр этого русского эмигранта и сколь полезен он может оказаться на службе Империи в будущем. Варварское покушение на его жизнь явилось событием экстраординарным, и, погибни он в тропических дебрях, эта смерть легла бы пятном на репутацию всего военного ведомства, потому что именно оно, как никто иной, несло ответственность за жизнь Хавкина в колонии. Может быть, несмотря на возражения доктора, следовало настоять на эскортировании его «кинжальных экспедиций» в глухие деревни конвоем, укомплектованным опытными и хорошо вооружёнными солдатами.
Из отчёта следовало, что покушение на жизнь Государственного бактериолога организовали и осуществили дикие туземцы, выступающие против британской политики поголовной вакцинации населения и видевшие в докторе Хавкине подосланного убийцу, впрыскивавшего деревенским жителям смертельный яд. Решено было расправиться с белым чужаком тем же безотказным способом: отравить его. Поскольку подсы́пать отраву ему в пищу было никак невозможно – он к местной еде не притрагивался, даже воду пил свою, привозную, – пошли другим путём: пропитали смертельным растительным ядом сетку полога, вывешиваемую на ночь над спальным гамаком. Можно предположить с высокой долей уверенности, что убийцы, для исполнения своего преступного замысла, привлекли кого-то из местных, нанятых приезжими с целью установки и уборки палаток. При высоком уровне круговой поруки, свойственной диким лесным жителям, выявить преступников и их пособников сегодня не представляется возможным… Далее отчёт утверждал, что спасительницей Хавкина явилась местная знахарка-травница: её снадобье позволило довезти Хавкина живым до Калькутты, где он был госпитализирован для прохождения надлежащего лечения.
Отчёт Джейсона Смита, не предназначенный для досужей публики и засекреченный, давал руководству достаточно внятную картину произошедшего в бенгальских джунглях. Нападения туземцев на британцев случались в экзотических краях, но доктор Вальдемар Хавкин не относился к рядовым чиновником колониальной администрации. Его ответственный труд в самой гуще инфекционных очагов приносил свои плоды – эпидемия была остановлена и шла на спад. Так вот, безопасность и благополучие Государственного бактериолога, считали наверху, в настоящих условиях должна быть гарантирована вдвойне: в Бомбее и на прилегающих территориях проснулась бубонная чума, множественность зафиксированных вспышек страшной болезни предупреждала о наступлении пандемии от западного побережья вглубь полуострова Индостан. И на тревожный сегодняшний день во всей Британской империи только Государственный бактериолог сэр Хавкин может встать на пути «чёрной смерти». Доктор Хавкин, больше никто. И так оно и было.
В больнице на лечении Хавкин провёл около двух недель. Анис, преданный человек, не отлучалась от больного. За несколько дней до выписки Хавкин записал в своём дневнике: «Из Бомбея получены тревожные вести: очаги чумы распространяются по всей провинции и носят характер эпидемии. По всей видимости, моя лаборатория, по решению Лондона, будет перебазирована из Калькутты в Бомбей для борьбы с болезнью. В таком случае мои сотрудники отправятся со мной».
Беда заключалась в том, что у Хавкина и в планах не числилась противочумная вакцина. И ещё в том, что не вихрь эпидемии обрушился на Восточную Индию, а ураган пандемии.
Глядя, просыпаясь, в окно больничной палаты, Хавкин привычно, как много раз виденному карточному фокусу, удивлялся тому, что местные рассветы залиты зеленоватой акварельной краской, а не розовой, как в Европе или Одессе. Хавкин знал секрет этого бенгальского чуда: на пути летящих к земле рассветных лучей громоздились непробиваемой зелёной бронёй заросли мангровых деревьев, гигантских фикусов, пальм и лиан – вот и было зелено за окном. Увидь Вальдемар розовый рассвет на дворе – тут-то он удивился бы от всей души и обрадовался, как нежданной встрече с милой старой знакомой из прошлой жизни. Но повод для радостного удивления никак не подворачивался, и Хавкину оставалось лишь верить в то, что розовые рассветы когда-нибудь вернутся. Он и верил…