Махатма. Вольные фантазии из жизни самого неизвестного человека

Всё, к сожалению, постигается путём сравнения. Ну, если не всё, то многое… Рядом с жизнеописанием Шивы или Брахмы история Авраама, в ожидании божьего сигнала сидящего весь день напролёт за шатрами, на камне, трогала Вальди Хавкина куда сильней индийских небесных сказок. Он помещал себя рядом с Авраамом, на соседнем камушке, и, наставив ухо, вслушивался – но ничего не долетало до его слуха.

Он, Володя, рядом с праотцом Авраамом – это было внове: раньше, в Париже или тем более в Одессе, ему такое и в голову не приходило. А здесь, среди танцующих и перебирающих музыкальные струны индийских небесных героев, такая отечественная картина представлялась Вальди зримой: он и Авраам. И космическое молчание Невидимого и есть его посыл.

Но такие отношения доктора Вальдемара Хавкина с Высшей Силой никого не касались и были его личным делом. Его и старика Авраама. И эти мимолётные свидания случались урывками, в редкий час передышки, и растаивали в песках пустыни за шатром праотца, как только Хавкин возвращался к лабораторному столу.

Он искренне дивился появлению в его жизни пращура, и ощущение от встречи с ним было скорее приятным, чем тревожным. Авраам, вслушиваясь, утверждал не только бытие Главного Созидателя, но и бесповоротное повиновение его воле. Заглядывая в лицо патриарха, Вальди и сам как бы признавал того, в кого не верил, но существование Которого, всё же, не отвергал сплеча. А иначе как бы случились с ним, с Володей, совершенные чудеса, не поддающиеся объяснению? Их немного, их можно пересчитать по пальцам, но тут и одного было бы достаточно. Итак: выпустили из тюрьмы после убийства на бульваре, фелюку не утопили на границе, знахарка спасла от верной смерти. Но самое главное чудо, чудо из чудес – это изобретение противохолерной вакцины и появление, как с неба свалившегося, Джейсона Смита, консультанта неизвестно кого. Без этого консультанта не открылась бы перед Вальди великая возможность применить свой препарат в Индии, в полевых условиях, и остановить пандемию. А иначе, весьма вероятно, вакцина ушла бы в песок, так и не найдя массового применения… Что это всё – случайности, совпадения? Кто или что стоит за этим звездопадом чудес?

Этот вопрос до поры до времени оставался без ответа. У Вальди не было ни желания, ни силы поднять руку и указать вытянутым пальцем: «Вот, Он!» В своей бомбейской лаборатории, на втором этаже бывшего дворца португальского наместника, Хавкин и не искал разгадки – его устраивал поступательный ход событий, и этого было достаточно. Но вопрос оставался, он то возникал, то исчезал, и само его существование побуждало к ответу.

Хавкин уложился в срок, отведённый им самому себе, – три месяца. Противочумная вакцина была получена, препарат готов. Оставалось испытать его.

Хавкин записал в дневнике: «Сегодня, как и было запланировано, испытал на себе противочумный препарат. Состояние удовлетворительное. Результат позитивный. Подробности эксперимента изложил в лабораторном журнале».

Через полторы недели Государственный бактериолог начал иммунопрофилактическую кампанию – массовую вакцинацию населения. Работа эта мало чем отличалась от наступления на холеру – те же нищие лесные деревни, те же недоверчивые, а то и агрессивно настроенные люди. Появляясь, со шприцем в руке, на утрамбованной босыми пятками общественной площадке посреди деревушки перед враждебно притихшей толпой, Хавкин раз за разом ловил себя на мысли о том, что за годы работы в Бенгалии он уже привык к такому приёму и вместо покалывающего страха испытывает лишь раздражение и усталость. Вот так же он привык к виду копошащихся, смертельно опасных крохотных существ под объективом своего микроскопа, как бы они ни назывались – холерой или чумой.

А к Индии он так и не привык: сначала Калькутта, а потом Бомбей оказались для него временными остановками в пути, который в конце концов на закате вернёт его не в Одессу и не в Париж, а в маленький европейский городок: тихие люди, чистые улицы. Бомбей и Калькутта, в сущности, немногим отличались друг от друга: Белый город, Чёрный город, невообразимая толкотня на улочках и в трущобах, бездомные, для которых небо над головой с успехом заменяет потолок деревенских хижин. В Бомбее Вальди с изумлением, почти восторженным, разглядывал сообразительных бродячих собак, забиравшихся в мелкую воду лимана и, погрузившись по самое горлышко, терпеливо там сидевших: подёрнутая рябью водная гладь, и над нею, как пеньки на поляне, торчат собачьи головы. Собаки дежурили в солёной воде часами, иногда с утра до вечера, подстерегая рыбу, – как видно, лютый голод, а не страсть к приключениям, загонял их в лиман.