Читаем Махмуд Эсамбаев полностью

— Мы очень часто говорим с видом мудрецов, что есть вопросы, на которые очень трудно ответить, которые человечество еще не объяснило, и так далее… Гёте, например, говорил, что человечество во всех областях жизни достигнет непостижимых результатов, есть только одна область, к которой оно ничего не сможет прибавить. Это мораль христианства, которая заключена в одной фразе — возлюби ближнего своего, как самого себя. Ну, и действительно, трудно найти иное, более полное и убедительное определение человечности…

<p><emphasis>Глава четвертая</emphasis></p><p>ДЕМОН</p>

Как рождаются танцы? Да так же, как стихи. Непонятно из чего, отчего и почему. Очень точно сказала об этом великая Анна Ахматова, не меньше своих читателей пораженная тем, из какого сора могут расти стихи…

Рождение танца — такое же неповторимое необъяснимое чудо, как рождение стихов, музыки или человека.

— Обратите внимание, — заметил Махмуд Эсамбаев в одной из своих бесед со зрителями, — когда курам бросают горсть зерен и они, кудахча, подбегают — клюют ли они зерна подряд, без выбора? Можно как будто и подряд клевать, но они разгребают клювом, когтями, клюнут одно зернышко — и снова разгребают. Оказывается, и курицу не все устраивает. Что же говорить о человеке! Я считаю, что искусство — это те же самые зерна, что лежат у ног артиста, но он ищет именно свое.

Я исполняю танцы народов мира; сколько этих танцев, не счесть. Танцовщик работает не ногами, а головой. Я выбираю танец в зависимости от того, как вижу его, как могу его исполнить, примеряю его к моей индивидуальности артиста и человека. Если я могу к красоте народного танца добавить какую-то внутреннюю силу, придать иной оттенок, усовершенствовать, только тогда я его разучиваю. Это трудно, поверьте, очень трудно — выбрать танец, ведь в каждом есть своя философия, своя красота, созданная природой и людьми.

Кроме того, — продолжал Махмуд, — многие зрители помогают мне советами. Ведь танцы — это моя работа, а всякая работа требует и анализа, и оценки. И хочется чаще слышать не восторженные отзывы, хоть они и приятны, а критические замечания, которые помогали бы в работе. Для меня это особенно важно потому, что я не только исполнитель — мне часто приходится самому и ставить танцы, и делать либретто, и придумывать костюм. И здесь очень важно не утерять критерий художественности, не утратить чувства меры, которое так необходимо в творчестве. Поэтому очень важно, чтобы кто-то, посмотрев твою работу как бы со стороны, мог не только оценить положительное, но и подсказать, что плохо…

Случалось, и не раз, когда зрители подсказывали Махмуду темы его танцев. Однажды жительница Новосибирска Людмила Уфимцева написала ему: «Когда вам будет 50 лет, я бы хотела, чтобы специально для вас сочинили танец легенду «Демон». Если это произойдет раньше, то будет еще лучше».

Вот такое, совершенно конкретное предложение. Но как выясняется, не одному человеку это приходило в голову. Некоторые зрители предлагают почти готовый сюжет.

«Большая просьба, мольба, — пишет Махмуду человек, не назвавший своего имени, — создайте, сотворите Демона — лермонтовского Демона — духа, мечту. Это должно быть очень просто (для вас, разумеется). Движения танца скупы и сдержанны. В костюме никакой мишуры. На большой сцене. Большой симфонический оркестр. Музыку подберите сами из классической. Может быть, Паганини, Лист, Бетховен, Рахманинов или Вагнер…

Мрачные горы. Вдали свет и слабые звезды. Он опустился на скалу (и в нем еще полет). Видны руки, голова, торс. Легкий черно-дымчатый газ окутывает его, и огромные крылья, легкие и черные, даже не существующие, а искусством артиста вызванные в воображении зрителя. Кожа смуглая, брови крылатые, глаза Ваши, рот бледный, нос тонкий. Волосы недлинные, свободно лежащие, густые.

Спускается в движении полета и танцует без крыльев. Только торс затянут в матовую ткань платинового оттенка, сливающегося с телом. Это не танец, а чувства, выраженные в движении, — печаль, нежность, стремление, борьба, страдание… но что мои бледные слова. Чудесное только в том, что Вы расскажете языком своих рук, глаз.

Лермонтов, Врубель, Шаляпин — источники Вашего вдохновения. Мне кажется, когда Вы читали Демона и Мцыри, Ваши впечатления вылились в танец и он давно существует в Вашем воображении…»

В этом письме многое удивительно тонко угадано, увидено такое, что действительно уже давно бродило в голове Махмуда, заставляло задумываться и умолкать посреди оживленного разговора. Демон был для него совсем нечуждый персонаж. Махмуд давно думал об этом невольном, он так считал, носителе зла, ангеле, отринутом самим небом. Отвергнутом, но не лишенном памяти о божественной красоте высокого мира.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное