— Мы очень часто говорим с видом мудрецов, что есть вопросы, на которые очень трудно ответить, которые человечество еще не объяснило, и так далее… Гёте, например, говорил, что человечество во всех областях жизни достигнет непостижимых результатов, есть только одна область, к которой оно ничего не сможет прибавить. Это мораль христианства, которая заключена в одной фразе — возлюби ближнего своего, как самого себя. Ну, и действительно, трудно найти иное, более полное и убедительное определение человечности…
ДЕМОН
Как рождаются танцы? Да так же, как стихи. Непонятно из чего, отчего и почему. Очень точно сказала об этом великая Анна Ахматова, не меньше своих читателей пораженная тем, из какого сора могут расти стихи…
Рождение танца — такое же неповторимое необъяснимое чудо, как рождение стихов, музыки или человека.
— Обратите внимание, — заметил Махмуд Эсамбаев в одной из своих бесед со зрителями, — когда курам бросают горсть зерен и они, кудахча, подбегают — клюют ли они зерна подряд, без выбора? Можно как будто и подряд клевать, но они разгребают клювом, когтями, клюнут одно зернышко — и снова разгребают. Оказывается, и курицу не все устраивает. Что же говорить о человеке! Я считаю, что искусство — это те же самые зерна, что лежат у ног артиста, но он ищет именно свое.
Я исполняю танцы народов мира; сколько этих танцев, не счесть. Танцовщик работает не ногами, а головой. Я выбираю танец в зависимости от того, как вижу его, как могу его исполнить, примеряю его к моей индивидуальности артиста и человека. Если я могу к красоте народного танца добавить какую-то внутреннюю силу, придать иной оттенок, усовершенствовать, только тогда я его разучиваю. Это трудно, поверьте, очень трудно — выбрать танец, ведь в каждом есть своя философия, своя красота, созданная природой и людьми.
Кроме того, — продолжал Махмуд, — многие зрители помогают мне советами. Ведь танцы — это моя работа, а всякая работа требует и анализа, и оценки. И хочется чаще слышать не восторженные отзывы, хоть они и приятны, а критические замечания, которые помогали бы в работе. Для меня это особенно важно потому, что я не только исполнитель — мне часто приходится самому и ставить танцы, и делать либретто, и придумывать костюм. И здесь очень важно не утерять критерий художественности, не утратить чувства меры, которое так необходимо в творчестве. Поэтому очень важно, чтобы кто-то, посмотрев твою работу как бы со стороны, мог не только оценить положительное, но и подсказать, что плохо…
Случалось, и не раз, когда зрители подсказывали Махмуду темы его танцев. Однажды жительница Новосибирска Людмила Уфимцева написала ему: «Когда вам будет 50 лет, я бы хотела, чтобы специально для вас сочинили танец легенду «Демон». Если это произойдет раньше, то будет еще лучше».
Вот такое, совершенно конкретное предложение. Но как выясняется, не одному человеку это приходило в голову. Некоторые зрители предлагают почти готовый сюжет.
«Большая просьба, мольба, — пишет Махмуду человек, не назвавший своего имени, — создайте, сотворите Демона — лермонтовского Демона — духа, мечту. Это должно быть очень просто (для вас, разумеется). Движения танца скупы и сдержанны. В костюме никакой мишуры. На большой сцене. Большой симфонический оркестр. Музыку подберите сами из классической. Может быть, Паганини, Лист, Бетховен, Рахманинов или Вагнер…
Мрачные горы. Вдали свет и слабые звезды. Он опустился на скалу (и в нем еще полет). Видны руки, голова, торс. Легкий черно-дымчатый газ окутывает его, и огромные крылья, легкие и черные, даже не существующие, а искусством артиста вызванные в воображении зрителя. Кожа смуглая, брови крылатые, глаза Ваши, рот бледный, нос тонкий. Волосы недлинные, свободно лежащие, густые.
Спускается в движении полета и танцует без крыльев. Только торс затянут в матовую ткань платинового оттенка, сливающегося с телом. Это не танец, а чувства, выраженные в движении, — печаль, нежность, стремление, борьба, страдание… но что мои бледные слова. Чудесное только в том, что Вы расскажете языком своих рук, глаз.
Лермонтов, Врубель, Шаляпин — источники Вашего вдохновения. Мне кажется, когда Вы читали Демона и Мцыри, Ваши впечатления вылились в танец и он давно существует в Вашем воображении…»
В этом письме многое удивительно тонко угадано, увидено такое, что действительно уже давно бродило в голове Махмуда, заставляло задумываться и умолкать посреди оживленного разговора. Демон был для него совсем нечуждый персонаж. Махмуд давно думал об этом невольном, он так считал, носителе зла, ангеле, отринутом самим небом. Отвергнутом, но не лишенном памяти о божественной красоте высокого мира.