Махмуд Эсамбаев

И над вершинами Кавказа
Изгнанник рая пролетал:
Под ним Казбек, как грань алмаза,
Снегами вечными сиял,
И глубоко внизу чернея,
Как трещина, жилище змея,
Вился излучистый Дарьял,
И Терек, прыгая, как львица
С косматой гривой на хребте,
Ревел, — и горный зверь и птица,
Кружась в лазурной высоте,
Глаголу вод его внимали;
И золотые облака
Из южных стран, издалека
Его на север провожали;
И скалы тесною толпой,
Таинственной дремоты полны,
Над ним склонялись головой,
Следя мелькающие волны;
И башни замков на скалах
Смотрели грозно сквозь туманы —
У врат Кавказа на часах
Сторожевые великаны!
И дик и чуден был вокруг
Весь божий мир; но гордый дух
Презрительным окинул оком
Творенье бога своего,
И на челе его высоком
Не отразилось ничего…

Вот она, полностью сформированная в тончайших оттенках картина начала танца. Великая, холодная, не пробуждающая радости красота…

Махмуд не раз и не два начинал искать начальные па этого сложнейшего танца. Некоторые эскизы казались ему удачными, но не имели продолжения. Общий рисунок танца так и не проявлялся.

И опять же это точнее всего можно сравнить со стихами. Первые строки появились, первая рифма тоже, и она звучит и манит, но если в других стихах этого достаточно, чтобы все остальное открылось и легло на бумагу, то здесь, в этой большой балетной поэме, первые рифмы почему-то не влекли за собой новых. Красивое и мощное начало так и оставалось только запевом.

Существовала, определенно существовала какая-то мистическая загадка в этом персонаже и в самом замысле. Махмуд это остро чувствовал.

Конечно, он мог бы обратиться к кому-то из балетмейстеров, например, к своему старому товарищу Льву Михайловичу Крамаревскому, к Ивану Кирилловичу Ковтунову или к той же Грязновой, которая недавно так ярко и так ново поставила ему испанский танец с кастаньетами. Но Махмуд привык работать с балетмейстерами только тогда, когда танец вчерне уже существовал в его голове. Конечно, эти замечательные профессионалы могут самостоятельно поставить ему поэму о Демоне, но тогда это будет уже не его танец…

Может быть, беда в том, что он все время отвлекался и потому так и не смог сосредоточиться на одном. Действительно, за это время он сделал немало новых танцев и некоторыми был очень доволен. Например, очень неплохо получился «Танец огня» на музыку испанского композитора Мануэля де Фалья. Здесь человек как бы соревнуется с огнем. Тело его трепещет и летит, как невесомые языки пламени. Но это не игра, это борьба человека и неукротимой огненной стихии. Битва, в которой побеждает все-таки не стихия, а человек.

Состоялся, наконец, русский танец, который так долго не давался ему.

Для успеха, оказывается, нужен был особенный костюм. Русский по всем традициям и характеру, но в то же время особенный, подходящий именно для Махмуда. Настоящего русского танца не было до тех пор, пока не появились у него два товарища, два художника из Палеха — Калерия и Борис Кукулиевы. Это были его давние верные поклонники, но познакомились они лично совсем недавно. Знакомство это принесло Махмуду долгожданный танец.

Что может быть выше такой награды?!

Костюм, сшитый по эскизам супругов Кукулиевых, — сам по себе произведение искусства. Впервые в артистической практике Махмуда Эсамбаева танец рождался не из движения, которое было уже давно найдено и отработано, а от костюма. Оригинальный костюм позволил Махмуду вполне выразить и себя, и русскую тему в этой яркой огненной пляске.

Это была большая удача, и под замечательное настроение Махмуд начал работать над Демоном. Что-то вроде бы начало получаться… и вполне может быть, что именно тогда танец бы родился… но опять отвлекли гастроли. Замечательная поездка, от которой он, азартный путешественник в душе, не мог отказаться. Это была большая поездка в Монголию, страну, которая Махмуда очень интересовала.

Правительственную телеграмму с приглашением посетить Монгольскую Народную Республику для участия в торжествах, посвященных 56-летней годовщине народной революции, Махмуд получил на Кавказе, где участвовал в гастрольной поездке. Уже 8 июля 1977 года он вылетел из Москвы в столицу Монголии Улан-Батор.

Попал, как говорится, с корабля на бал.

Прямо с самолета, едва успев переодеться, Махмуд оказался на премьере балетного спектакля «Испанские миниатюры», поставленного балетмейстером из Белоруссии Херардо Виано де Гомес Фонсеа.