Махмуд Эсамбаев

Махмуд, естественно, знал, как ненавидят у нас этого партийного выскочку, потому так резко говорил с ним. Мне же казалось, что моему старшему другу теперь несдобровать, несмотря на его громкую славу.

— А кто такой Хасуха? — спросил он меня.

— Ты что, даже не знал, о ком речь?!

— Нет, не знал. Просто я давно хотел поставить на место эту свинью.

— Хасуха — семидесятилетний старик, скрывавшийся в лесу почти сорок лет, с тех пор как всех нас отсюда выселили, — начал рассказывать я. — Это последний абрек. Уже тяжелобольной, понимая, что умирает, он пришел на кладбище в село Асланбека Шерипова в Шатойском районе. Хотел приготовить себе могилу. Там его и убили.

Махмуд некоторое время молчал, затем достал платок и вытер слезы. Настроение и вечер были испорчены.

Так переживал гибель незнакомого ему старого чеченца человек, покоривший своим искусством весь мир. Это Махмуд, которого я знаю именно таким, полным достоинства и чутким к чужому горю»…

О своем творчестве Махмуд умел сказать удивительно точно и коротко. Оно служит прежде всего красоте и доброте и направлено против насилия и зла. «Какой бы танец я ни исполнял, а их в моем репертуаре около тридцати, всегда стремлюсь показать то, что соединяет людей. Доброта — дорога к миру на планете, преодоление зла, в каком бы обличье оно ни выступало».

И еще из воспоминаний Мусы Гешаева:

«Случалось, Махмуд плакал. Бывало, плакал от умиления, от непередаваемой словами небесной красоты. Например, когда видел «Умирающего лебедя» в исполнении Плисецкой.

Но случалось, плакал и от бессилия. Когда, например, не мог помочь хорошему человеку. Бывало и такое в его жизни…

Так было, когда он пытался снять обвинение в получении взятки с хорошо знакомого ему человека Хажбикара Наурбиева. Махмуд знал этого человека, заместителя директора Чечено-Ингушской филармонии, как своего брата. Он не сомневался, что деньги в его стол подложили враги.

С этой неколебимой уверенностью он пришел к прокурору и сказал, что Наурбиева не нужно обвинять и судить. Что он, Махмуд, жизнью своей готов поручиться за этого человека. Не Хажбикара надо судить, сказал он прокурору, а тех мерзавцев, которые подкинули деньги. И сделать это будет не трудно. Он, Махмуд, готов прямо сейчас назвать фамилии людей, которые не только хотели, но и могли это сделать.

Прокурор артистов вообще-то не любил.

Махмуда по его просьбе он принял. Очень уж известный не только в Грозном, но и вообще в стране человек, к тому же депутат. Но позволять какому-то плясуну учить прокурора Чечено-Ингушетии, что и как ему делать, он, конечно, не мог.

Он прямо так и объяснил, что он, прокурор, не позволяет себе приходить на репетиции Махмуда Эсамбаева и давать советы, как ему нужно плясать лезгинку.

— Вот и вы, уважаемый, избавьте нас от ваших советов! — закончил он свою не очень длинную, но энергичную речь.

«Плясун», однако, оказался человеком невоспитанным и чрезвычайно упрямым. Он продолжал объяснять прокурору (!!!), что они хотят осудить невинного человека.

Нормального разговора не получилось. Прокурору пришлось даже вызвать помощников, чтобы они едва ли не силком вытеснили этого Эсамбаева из кабинета.

Напоследок «плясун» сказал пару таких слов, что прокурору сразу захотелось отпустить этого неведомого ему взяточника Наурбиева и поместить на его место нахального «плясуна».

Одним словом, вмешательство Махмуда оказалось не только бесполезным, но даже вредным.

Хажбикара осудили на полную катушку. Десять лет!

Тогда Махмуд плакал. Плакал, не скрываясь. Но борьбы не прекратил и отправился в Москву. Здесь прокуроры отнеслись к нему с гораздо большим вниманием. Они не считали его неким заурядным плясуном, а великим артистом, и, прислушавшись к его доводам, направили дело на пересмотр.

Несмотря на яростное сопротивление оскорбленного грозненского прокурора, дело пересмотрели и Хажбикара выпустили на свободу. Просидел он всего одиннадцать месяцев.

Но что такое одиннадцать месяцев тюрьмы для человека ни в чем не повинного и к тому же никогда не сидевшего в тюрьме?!

Возмущенный подлым наветом и несправедливым судом, Хажбикар Наурбиев постоянно устраивал протесты и голодовки, а всё это нарушение режима. Потому получилось, что в течение всего своего срока Хажбикар не выходил из штрафного изолятора.

Одиннадцать месяцев тянулись для него, как одиннадцать лет.

На свободу он вышел больным и буквально через месяц умер…

Ну и что тут можно сказать? Хотя бы умер свободным человеком с неопороченным, честным именем.

На похоронах Махмуд плакал».

* * *

В своих бесконечных гастролях Махмуд бывал в самых дальних краях страны. Выступал на Сахалине, Камчатке, в Магадане, и везде он бывал не раз. Всякий раз, приезжая в Магадан, Махмуд спешил в гости к своему любимому Вадиму Алексеевичу Козину.

Старик жил в тесной квартирке более чем скромно. Половину помещения занимало старенькое дребезжащее пианино, заваленное печатными и рукописными нотами. Величайший мастер романса и в старости продолжал петь и сочинять.

О прошлой жизни говорил просто и без особой горечи: