Махмуд Эсамбаев

Бухгалтер упал на лавочку и зарыдал. Впереди его ждала тюрьма. Лет пять, если не больше. Через некоторое время он решил, что в тюрьму ему нельзя. Правильнее всего будет умереть. Но сначала нужно сходить в милицию и написать заявление… это чтобы на работе знали, что он эти деньги не украл.

В милиции у него попросили паспорт и… вручили портфель (там лежала ведомость на его имя). Хорошенько пожурили. Заставили пересчитать деньги и написать расписку в получении.

Бухгалтер, конечно, сразу передумал умирать и побежал в контору выдавать зарплату, за которой уже выстроилась очередь.

Тогда о Махмуде Эсамбаеве впервые написали в городской газете.

В этой глупой заметке Махмуд, вполне уже самостоятельный артист театра, был почему-то назван пионером-тимуровцем, отличником учебы и замечательным юношей. Махмуд никогда не был пионером, да и не мог им быть, так как был двоечником… ну а замечательным юношей он был всегда — хотя с этим не все, даже самые близкие соглашались.

Соседи не поленились и принесли газету Алисултану.

Старший брат Мума громко, с выражением прочитал заметку и в заключение назвал Махмуда круглым дураком. Отец ничего не сказал, только тяжело вздохнул. Одна лишь нана Би-кату, милая замечательная мама, похвалила Махмуда и обняла… но на кухне, где мужчины не могли увидеть…

Деньги деньгами, а любовь продолжала занозой сидеть в сердце Махмуда. Он постоянно вздыхал, краснел и готов был броситься с пастушеским ножом на всякого мужчину, который приближался к его возлюбленным.

Его любимые женщины были так прекрасны, от них приятно пахло цветочным мылом и какими-то сладкими кремами. Махмуд страдал и готов был, как его любимый Михаил Лермонтов, писать стихи.

Он был готов жениться на любой из них и даже на обеих сразу, как настоящий восточный принц, хотя прекрасно понимал, что это невозможно…

Однако все чудные надежды, эту пылкую первую любовь, от которой кружилась голова, сладко замирало сердце и хотелось летать… всё разом, в одно мгновение смыла, смахнула в прошлое война…

* * *

22 июня утром в Грозном всё остановилось. И люди, и машины, и, кажется, само время. Ждали официального сообщения.

Сообщение последовало. Но выступил с обращением к народу почему-то Молотов, а не Сталин, слов которого все так ждали.

Прежняя жизнь закончилась. А ведь совсем недавно Махмуд прошел отбор на учебу в Москве в Большом театре. К этому конкурсу его замечательно подготовили его первые учителя Анна Павловна и Мария Стефановна. Официальное извещение об этом пришло 10 июня 1941 года.

Как же они все радовались!

Понятно, что никакого Большого тетра теперь не будет. Всё рухнуло в один день, в один час…

Через неделю в дом Эсамбаевых пришла похоронка. Погиб брат Мума. Ранней весной его взяли в армию, и он служил где-то на самой границе под Брестом. В четыре утра 22 июня их Мума попал под первые бомбы войны. В неведомом северном городе Череповце у него остались жена и ребенок…

В ансамбле всё как бы притихло и пригнулось. Зрителей на выступления приходило совсем мало, они едва заполняли половину партера. Хлопали тихонько, как бы боясь потревожить большую беду, неуклонно надвигавшуюся с запада.

Через год, когда враг вплотную прибизился к Кавказу, постоянной жизнью и работой артистов стало участие в концертных бригадах, выезжавших на фронт.

Каждая поездка — это несколько дней в вагонах, на грузовиках по разбитым военным дорогам, нередко на телегах, а то и пешком с чемоданами и узлами, в которых они возили самый минимум сценических костюмов. За одну поездку бригада давала несколько концертов, нередко прерываемых авиационными и артиллерийскими налетами. Наскоро и не очень-то гладко сколоченные сцены не доставляли особых проблем вокалистам и музыкантам, но вот танцорам приходилось трудно… впрочем, разве это трудно, против того, что приходилось переживать этим людям в шинелях, которые жадно, с неизменной радостью следили за артистами. Этим солдатам приходилось каждый день ходить рядом со смертью…

За первые годы войны Махмуд побывал почти во всех армиях южного направления. В его программе были лезгинка и цыганочка, русский танец «Полянка» и акробатический этюд. Тот старый, еще из цирка — «человек-змея». Кроме того, Махмуд любил пародировать известных артистов. Очень нравились солдатам его добрые и веселые пародии на знаменитых кинозвезд Леонида Утесова и Любовь Орлову. Тут, кстати, Махмуд впервые начал петь на сцене, и у него неплохо получалось. Кроме исключительного хореографического таланта судьба отпустила ему абсолютное чувство ритма и безупречный музыкальный слух, а теперь, когда закончилась юношеская ломка голоса, выяснилось, что щедрая природа одарила Махмуда еще красивым по тембру баритоном. Так что в его пародиях участвовало не только его уникальное тело, способное буквально фотографировать любое подмеченное движение, но и голос, позволявший почти неотличимо подражать не только хрипловатой манере Утесова, но даже высокому звонкому голосу Любови Орловой.

Триста шестьдесят фронтовых концертов — это немало.