Вспоминает Асламбек Аслаханов, доктор юридических наук, профессор, член Совета Федерации: «Познакомился я с Махмудом Алисултановичем Эсамбаевым сначала заочно. Я был тогда совсем мальчишкой, и мы жили в ссылке в Киргизии. Мне два года было, когда нашу семью выслали туда из Чечни. Мы жили в обычном ауле, который тогда назывался село Сталинское Сталинского района. После смерти вождя и памятного выступления Н. С. Хрущева на съезде партии район был переименован в Первомайский, а село стало называться Беловодское.
Первые известия о Махмуде поступили по «сарафанному радио». Мама разговаривала с другими женщинами, они обменивались новостями, как это у женщин водится, и тогда я впервые услышал фамилию Эсамбаев. Одна женщина назвала фамилию, другая спросила, что, мол, это тот, кто танцует в балете? Оказалось, что тот. И тогда все женщины быстро пришли к общему мнению, что это нехорошо, а балет — это не мужская работа.
Мама моя была неграмотная, но женщина умная и опытная. Пользовалась она большим авторитетом еще и потому, что муж ее, мой отец, был заслуженным человеком. Он воевал поч — ти всю войну, был четыре раза ранен. Как говорится, вся грудь в орденах. Последнее ранение было тяжелым. Только он успел встать на ноги, как его, не глядя на все ранения и ордена, загнали в телячьи вагоны и отправили со всей семьей сначала в Казахстан, а потом в Киргизию.
Помню, что в доме у нас всегда было много гостей. Думаю, что маме приходилось нелегко, так как всех нужно было накормить, а если нужно, устроить на ночлег. Все эти люди приезжали в основном к отцу, это были наши родственники и земляки. Чеченцы и в изгнании продолжали придерживаться родства и поддерживать друг друга.
Таким образом, моя мама была, как сейчас говорят, женщиной более продвинутой, информированной, и тогда в разговоре со своими соседками о Махмуде она одна пошла против общего мнения и сказала, что таких людей, как Махмуд, не надо осуждать, наоборот, нужно гордиться, что нашелся человек, который прославляет наш народ своим талантом. Недаром говорят, что он единственный в мире чеченец, который так прекрасно танцует.
Слова матери очень запомнились, и я спросил у матери, как он, этот Махмуд Эсамбаев, танцует лезгинку. Она ответила, что лезгинку он, конечно, танцует лучше всех на свете, но как артист балета может танцевать и гораздо более сложные танцы.
Мне, конечно, было тогда трудно представить более сложный танец, и, конечно, захотелось увидеть, как танцует лезгинку Махмуд Эсамбаев. Именно тогда я запомнил фамилию на всю жизнь и начал мечтать когда-нибудь с этим человеком встретиться.
Потом, когда вернулся домой, стал расспрашивать отца (отец, понятно, главный авторитет), рассказал ему то, что услышал от женщин. Что этот Эсамбаев уже известный мастер балета, в Государственном театре танцует лучше всех, а по национальности он будто бы чеченец. Хотя было тут у меня сомнение. Фамилия Эсамбаев более характерна для казахов и киргизов, как мне казалось… Отец ответил, что фамилия как раз коренная чеченская, что Эсамбаевы из большого рода Ишхоевых и потому они наши родственники, только жили они всегда на другой стороне реки, напротив нас, в Старых Атагах. Река Аргун разделяет нас.
— Значит, ты можешь пригласить его в гости? — спросил я с надеждой.
— Он еще молод, чтобы старый человек его в гости приглашал. Сам придет, будем рады, — ответил отец с важностью.
Настоящая чеченская традиция, сейчас ее уже нет, твердо устанавливает, что старый человек, будь он хоть самый последний бедняк, пользуется в обществе почетом и непререкаемым авторитетом, а молодые должны знать свое место, вести себя скромно и считать за честь хоть чем-то быть полезными старшим.
Вот умер, к примеру, человек, идут похороны, во главе всегда старики. Ни какие-то большие начальники, ни министры даже, а простые местные старики. В чеченской традиции — исключительное уважение к старшим. Такой порядок. Только совсем уж большого, знаменитого человека, да еще такого, который сделал много хорошего для людей, какой-нибудь старик может пригласить, чтобы он сел рядом с ним. А так, какой ты ни великий чин, твое место позади стариков.
В Киргизии мне с Эсамбаевым так и не пришлось встретиться. Только в 1959 году я впервые увидел Махмуда. Увидел не на сцене, а прямо на улице. Он шел… нет, он не шел, он вообще не умел просто так ходить. Он как бы плыл над землей своей удивительной, невесомой балетной походкой.
Я остолбенел. До сих пор я даже фотографий его не видел, но сразу, без малейших сомнений, понял, что это он. Эта знаменитая уже папаха, эта тонкая талия, эта походка, сама по себе прекрасная, как танец. Конечно же это тот самый Махмуд Эсамбаев, которого я любил и обожал заочно, как старшего брата уже несколько лет. И вот я вижу этого человека прямо пред собой!
Неведомая непреодолимая сила бросила меня к нему. Я подбежал и