Махтумкули

Можно перед листком чистой бумаги мысленно поговорить с другом Човдур-ханом. Можно вспомнить те такие недалекие — рукой подать — времена, когда два полные сил и надежд джигита смеялись, спорили, рассуждали. Впереди была жизнь, полная событий, среди которых обязательно должны быть добрые, счастливые события. А повернулось-то все вон в какую сторону. Как это отец говорит: "Плохо, когда твой противник — рок?" Плохо. Он не разбирается в высоких порывах, нет для него разницы между плохим и хорошим, между трусом и храбрецом, и безразлично ему, кто плачет, а кто смеется, кто уходит безвременно, а кто остается коптить и засорять чистый воздух мира…

Народ мечтал о том, чтоб Човдур-хан
Привез надежду из Афганистана,
Чтоб он вернулся, славой осиян, —
Но злобный рок обидел Човдур-хана.

Карли-сердар не зашел к Довлетмамеду, как обещал Махтумкули, он пригласил к себе Карры-муллу. Разговор был долог — даже вечерний намаз Довлетмамед совершал в доме сердара. А потом он навестил сына, и Махтумкули по его озабоченному виду сразу догадался, что отец пришел неспроста.

— В пятницу в Куммет-Кабус прибывает правитель Астрабада, — не стал томить ожиданием старик. — Собирает там всех иомудов и гокленов, желает провести с ними совет. Карли-сердар выразил желание, чтобы на совет поехал либо ты, либо я.

— Пусть сам едет, — сказал Махтумкули, — пусть свою ловкость проявит, а то привык загребать жар чужими руками.

— Не сердись прежде времени, сынок. Он едет тоже и хочет иметь при себе умного человека. Я поехал бы, да здоровье лишает возможности на коня сесть. Поезжай ты, это важное совещание. Как я догадываюсь, правитель собирается затянуть очередную петлю на шее народа. В этом году у нас, слава аллаху, хороший урожай, и Астрабаду, думается, нужно зерно, если правитель подгадал приехать к сбору урожая. А может, что-то еще. В общем, послушаете, что он скажет, посоветуетесь со старейшинами иомудов, сообща и решите, куда нам следует оборотиться лицом.

Махтумкули не имел причин питать какие-либо симпатии к Карли-сердару, чтобы состоять при нем советником, при одном упоминании о сердаре у него портилось настроение, потому что ни единая добрая надежда не была связана с Карли-сердаром, а после авантюры с Кандагаром поэт вообще считал сердара своим личным врагом. И все же дело сейчас касалось не только Карли-сердара.

— Вот где нужен бы был Човдур-хан! — невольно вырвалось у Махтумкули.

— Эх, сынок… — Довлетмамед покривился, словно незрелую алычу раскусил. — Такие люди, как Човдур-хан, редко появляются на свет. Для счастья своего народа родился этот джигит, да жаль, жизнь его оказалась короткой.

Некоторое время отец и сын сидели молча. Мысли их текли в едином русле и желания совпадали — обоим казалось, что распахнется сейчас дверь и появится улыбающееся лицо Човдур-хана. Но прошлое, к сожалению, не возвращается и чудес на свете не бывает, — оба, отец и сын, разом тяжело вздохнули.

Махтумкули подумал было показать отцу стихи о Човдур-хане, но они были еще не законченными, а черновики он показывать не любил. Стоило, наверно, не стихотворение написать, а дестан о Човдур-хане и его сподвижниках. А что? Во имя народа отдали они свою жизнь. Разве это не достойно дестана?

19

Из различных концов туркменской степи собрались люди в Куммет-Кабусе. Вокруг видимого издалека высокого минарета было многолюдно, как в разгар большого базара. Хотя на совет с правителем Астрабада были приглашены только старейшины родов и племен, было не счесть и простого люда, приехавшего из дальних селений: всем не терпелось знать, какую новость сулит завтрашний день.

Иомуды обосновались на южном берегу реки, где Гурген почти омывал подножие ритуальной башни. А на северном берегу, на ровной, как ладонь, луговине, расположились гоклены и алили.

У минарета была сооружена новая белая юрта. Вокруг нее тщательно убрано, вырублен кустарник, выровнены все бугорки и выбоины, все полито водой, чтобы не поднималась пыль. Около юрты стояли часовые.

Все старейшины собрались в доме Нурмамед-бая. Это был один из самых родовитых и состоятельных вождей рода ата-бай из племени иомудов. Он постоянно проживал в Куммет-Кабусе и являлся сейчас фактическим руководителем совета. По его указанию возле минарета и была поставлена белая юрта для высокого гостя из Астрабада.

Гости сидели на широком айване массивного одноэтажного дома, на постройку которого пошли камни древней крепости Гургена. Стража вокруг дома никого, кроме приглашенных, близко не подпускала. Разговор шел о важном: как принимать правителя Астрабада, как вести себя во время совета.