— Фриц, я тобой недоволен. Я всегда учил тебя хорошему, а теперь ты сворачиваешь с правильного пути. Ты становишься строптив и непослушен, пишешь стихи и один раз даже поцеловал Бетси Роземейер. Страх божий есть начало всякой мудрости. Ты не должен целовать никого из Роземейеров и не должен воображать, что ты умнее всех. Безнравственность ведет к гибели, мой мальчик! Читай писание и подумай об этом Шальмане.. Он сошел с путей господних. Теперь он беден и живет в маленькой каморке. Вот видишь, каковы последствия безнравственности и дурного поведения! Он писал в газете недопустимые статьи и уронил «Аглаю», — вот что случается с человеком, когда он возомнит о себе. Он не знает даже, который час, и его мальчик ходит в рваных штанишках. Вспомни, что твое тело — храм божий, что твой отец должен был всегда много трудиться, чтобы жить (это правда): подними же свои глаза к небу и постарайся вырасти добропорядочным маклером к тому времени, когда я удалюсь на покой в Дриберген. И берегись всех тех людей, которые не хотят слушать добрых советов и попирают ногами религию и нравственность. Не бери примера с таких людей и не ставь себя на одну доску со Штерном, отец которого так богат и у которого всегда будет достаточно денег, даже если он не станет маклером и время от времени будет совершать непохвальные поступки. Помни о том, что зло всегда карается. Подумай опять об этом Шальмане, который не имеет зимнего пальто и похож на комедианта. В церкви будь внимателен, не вертись во все стороны на скамье, будто тебе скучно, потому что... что подумает тогда о тебе господь бог? Ведь церковь — это жилище божье, не так ли? Не подстерегай девиц после церковной службы, ибо это отвлекает твои мысли от назиданий пастора. Не смеши также Марию, когда я за завтраком читаю из священного писания: это неподобает в приличном доме. Затем, ты рисовал фигурки на настольной бумаге у Бастианса, когда он не пришел в контору из-за припадка подагры, — это отвлекает служащих конторы от работы. И в священном писании сказано, что подобные глупости ведут к гибели. Шальман тоже делал разные глупости, когда был молод: еще ребенком он избил на Вестермаркте одного грека, а теперь он ленив, неуклюж и слаб здоровьем. Кроме того, мой мальчик, не строй таких рож вместе со Штерном: его отец богат, не забывай этого. Притворись, что ты ничего не видишь, когда он делает гримасы бухгалтеру, а когда он вне конторы берется за стихи, то при случае скажи ему, — пусть лучше напишет своему отцу, что ему у нас очень хорошо и что Мария вышила ему туфли. Спроси его, между прочим, думает ли он, что его отец собирается обратиться к Бюсселинку и Ватерману, и скажи ему, что они шарлатаны. Так ты наставишь его на правильный путь — это наш долг по отношению к ближнему. А все это писание стихов — сплошное идиотство. Будь же скромен и послушен, Фриц, и не дергай служанку за юбку, когда она приносит чай в контору. Не навлекай на меня позора, потому что этак она может пасть. Святой Павел говорит, что сын никогда не должен причинять огорчений отцу. Уже двадцать лет я посещаю биржу и могу сказать, что меня уважают у моей колонны. Слушай поэтому мои наставления, Фриц. Возьми свою шляпу, надень сюртук, и пойдем вместе в церковь. Это будет для тебя полезно.
Вот что я сказал и уверен, что произвел на Фрица сильное впечатление. К тому же пастор Вавелаар на этот раз избрал темой своей проповеди любовь бога, как она видна из его гнева против нечестивых — это по поводу упреков Самуила Саулу (15-я книга Самуила, стих 33-й).
Слушая проповедь, я неотступно думал о том, что божеская мудрость так же далека от человеческой, как небо от земли. Я уже упоминал, что в бумагах Шальмана среди всяческого вздора попалось и кое-что дельное и разумное. Но как ничтожно было все это по сравнению с проповедью пастора Вавелаара! И это вовсе не его заслуга, — ибо я знаю Вавелаара и считаю его очень посредственным человеком, — нет, нет, это снизошло на него свыше! Особенно ясно выступила разница между ними, когда он коснулся некоторых вопросов, которыми занимался и Шальман. Вы знаете, что в его бумагах много сообщается о яванцах и других язычниках. Фриц говорит, что яванцы не язычники, но я называю язычником каждого, кто держится ложной веры.
Я приведу здесь несколько лучших отрывков из проповеди, — как потому, что из проповеди Вавелаара я почерпнул свое мнение о возможности разведения кофе в Лебаке, к чему я еще вернусь, так и потому, что, будучи честным человеком, я не желаю, чтобы читатель так ничего и не получил за свои деньги.
Вкратце доказав из приведенного текста любовь бога, он затем быстро перешел к тому вопросу, который его больше всего интересовал, а именно — к обращению яванцев, малайцев и как их еще там называют. Послушайте, что он об этом сказал.